Глаза Сони блестят, на щеках играет румянец. Алые губы искусаны, и это стопорит меня. Откровенно зависаю на них. Мозг сразу же подкидывает мне воспоминания о наших поцелуях, о том, как она стеснялась впервые поцеловать меня, и не только. Ведь я был у нее первым во всем…
— Привет, — говорит нерешительно и переминается с ноги на ногу.
— Привет, — отзываюсь я, возвращаюсь за свой стол, и жестом предлагаю Соне присесть напротив. — Прошу.
Она поджимает губы, но подходит и садится. Ставит рюкзак на пол, а сумку на колени.
— Я… эм-м… забыла тут вчера, — говорит несвязно.
— Да, — киваю с готовностью и протягиваю Соне крышку от объектива. — Вот, держи.
— Спасибо, — произносит она на выдохе.
Замолкаем. Я смотрю на девушку, сидящую передо мной, и до сих пор поверить не могу в то, что все происходящее — реальность.
— Как ты, Сонь? — спрашиваю у нее, потому что наконец-то мы никуда не спешим и у нее есть возможность ответить на этот вопрос спокойно.
София закусывает губу и опускает глаза. Потом выдыхает и поднимает их, заглядывая мне в душу:
— У меня все хорошо, Дим.
— Работа, семья? — мне нужны подробности.
— И работа, и семья, — кивает она.
— Дети? — выпаливаю я и жалею, потому что Соня дергается и тут же опускает глаза, отвечая тихо, но твердо:
— Нет.
Ясно. Тема недопустимая. Я знаю только две причины такой реакции на этот вопрос у женщины: невозможность зачать ребенка или его потеря.
— Прости, если задел, — тут же говорю я, коря себя за собственную глупость. — Как тебе работается у нас? — решаю перейти на безопасную тему.
— Не у вас, а на вас, — поправляет она меня. — Мне все нравится, впереди еще много работы. Надо отснять уйму людей и все помещения для сотрудников. Оказывается, у вас есть игровые комнаты и комнаты для сна — это правда?
Соня удивлена, но не одна она.
— Это нововведение нашего креативного директора, подсмотрел, кажется, у китайцев, — поясняю я. — Решили внедрить, чтобы посмотреть, как отображается на работоспособности.
— О да, я заметила, — вскидывает брови Соня и впервые улыбается. — Все здесь безумно заняты. Куда-то спешат, и такое ощущение, будто все равно не успевают.
— Тоже заметила, да? — усмехаюсь я.
—Твоя помощница перед съемкой попросила меня уложиться в десять минут! — возмущается она. — В десять! Да я это время потрачу только на настройку аппаратуры.
— В общем, тебе еще неоднократно предстоит приезжать сюда? — спрашиваю я, слыша в собственных словах какую-то безнадегу.
— Со мной же подписали контракт, — поясняет она уже более раскрепощенно, — теперь я ваш штатный фотограф.
— Неожиданно, — киваю я.
А у самого внутри разливается какая-то щенячья радость.
— Да, твоя церберша… — произносит она и тут же осекается.
— Церберша? — недоумеваю я.
— Ну, твоя секретарша. Елена. Она мне сообщила, что фотографии попросили переснять.
— Почему? — хмурюсь.
Я видел эти фотографии в исходном варианте, без обработки. Несмотря на то, что я не люблю фотографироваться, все получившиеся кадры мне понравились.
— Якобы чересчур живые.
— Вроде был запрос именно на это? — спрашиваю я, а Соня закатывает глаза.
И снова гребаное дежавю. Она иногда так делала, когда была недовольна. Помню, я постоянно смеялся над ней в такие моменты.
— Просили живые фото. Но наши получились чересчур живыми.
Это ее «наши» словно сироп в уши.
— Как можно получиться чересчур живым? — я реально не понимаю сути претензии.
