Он был настойчив, даже слишком, а я молода и хотела гулять. Он несколько раз предлагал мне выйти за него, но я не торопилась, согласилась только через пару лет, когда поняла, что его отношение ко мне неизменно. Но у меня было условие. Одно, и главное. Я не собиралась терпеть то, что было между моими родителями. Поэтому предложила составить брачный контракт, который бы напоминал ему о том, что следует хранить верность хотя бы потому, что он лишится не только меня, но и всего что было нажито совместными усилиями.
Итак, в котёл сложилось всё с моей стороны, и всё с его, хотя практически ничего за душой в тот момент у него и не было. Но Гар настоял, что так будет честно, и я согласилась. Отец пытался отговорить, но я сказала, что мне не нужны такие подарки, которые он станет контролировать. Если отдал фирму, я вольна распоряжаться с ней, как хочу. Он принял моё решение, говоря, что я ещё о нём пожалею.
И вот мы составили договор, по которому имеем право расторгнуть брак по общему согласию, оставшись каждый при своём, но, если один из нас попадётся на измене, он забирает выигрыш. Страсть и любовь против денег и благополучия.
За себя я была уверена, именно поэтому пошла на сделку, и теперь понимала, что проиграла всё. Моё имя опозорено, тело испоганено, душа оплёвана, а я буду вынуждена снова жить у отца.
Вода струится по телу, когда я открываю кран, и я подставляю под горячую влагу лицо. Выливаю на себя гель для душа, принимая тереть тело мочалкой что есть силы. Ненавистны чужие руки, но в голову лезут именно картины, как неизвестный мужчина трогает меня там, где я не разрешала. Кто он вообще такой, чтобы позволять себе подобные вещи. Маньяк? Эта мысль не выходит у меня из головы. Не могу прийти в себя, прокручивая раз за разом то, что произошло сегодня, но успокаиваю, что рядом отец, который поможет во всём разобраться.
Наконец, выбираюсь из душа, промокая волосы полотенцем. Моя одежда, оставшаяся от прошлого, в пору. Я почти не изменилась с двадцати лет. Ту, в которой пришла, снимаю, бросаю в грязное бельё. Нина разберётся, что к чему. Выхожу из комнаты и застываю на лестнице.
- Нет, мы так не договаривались, - отец говорит с кем-то по телефону, и опять мне кажется, что все вокруг заодно. Только с чего решила, что речь может идти лишь обо мне?
- Влада! – слышу обрадованный голос и мысленно жалею, что Нина именно сейчас меня заметила. Она давно работает у отца, и больше мне, как бабушка, нежели экономка.
- Нина, - тут же натягиваю на лицо улыбку, скрывая разочарование. Я всегда ей рада, но сейчас она не дала возможности понять, о ком разговор. Меня учили, что нельзя подслушивать, но, когда дело может касаться меня напрямую, было бы глупостью воспользоваться советом.
- Ничего больше не предпринимай, - снова звучит голос отца. - Я разберусь, надеюсь, твоя ошибка не выйдет боком.
Он нажимает отбой и падает в кресло, задумчиво подпирая ладонью подбородок, а я продолжаю стоять на лестнице.
- В гости к нам пришла? - протягивает руки Нина, и я спешу в её объятия, попутно наблюдая за отцом. Прямо над ним висит большой металлический щит с гербом, который достался ему от деда, а тому от прадеда. У богатых свои причуды. На тёмно-синем щите, на скрещенной сабле и револьвере витиевато расправила тело золотая буква «С» - значит Скрябины. Отец не собирался утрачивать фамилию, он хотел наследника, которому достанется всё, чем он владеет, включая фамилию. Помню, как он просил оставить меня при росписи мою, но я сменила. Интересно, теперь он рад, что я снова стану Скрябиной?
