— Я поссорилась с одним мальчиком, — признаётся дочь.
— Это печально, — вздыхаю. — А почему вы поссорились?
— Он сказал, что у меня неправильный рисунок. Что раз у меня нет папы, я не могу его рисовать, и надо его зачеркнуть. А потом отобрал у меня рисунок и хотел исчеркать его.
— И что ты тогда сделала?
— Я рассердилась.
— Ну, я бы тоже рассердилась, — признаюсь с горечью. — Как же тебе удалось вернуть рисунок?
— Я ударила мальчика. Пеналом с мишками.
Пенал с мишками — любимая сумочка Яси с яркими рисунками. Пенал сшит из мягкой ткани. Вряд ли такой удар мог быть смертельным.
— А потом, — продолжает дочь, — мальчик расплакался и побежал жаловаться. Меня очень отругали.
— Понятно… — подвожу я итог рассказу.
— Мам, — Яся поднимает ко мне свои голубые глаза, которые, как и волосы, достались ей от меня, — ты тоже будешь ругаться?..
— Нет, — успокаиваю я девочку. — Но больше не дерись, пожалуйста. Постарайся договариваться словами. Хорошо?
— Хорошо, — соглашается она пристыженно.
Мы заходим домой. В наш густонаселённый приют для таких же брошенных на задворки жизни людей — коммунальная квартира на пять комнат. Наша комната одна из самых крошечных. Во всех остальных тоже живут люди, самые разные.
Сосед слева распевает вечерние серенады — он бывший оперный певец, давно не бывавший на сцене. Соседи справа о чём-то ругаются, как всегда. Других мы слышим реже. Но этот тесный коммунальный мирок — всё, что у нас есть с Ясей. По крайней мере, тут нас никто, или почти никто, не обижает.
5. Глава 5. Егор
— Это что такое?! Что это такое, я тебя спрашиваю, мать твою?!! — дверь кабинета сотрясается от громоподобного рёва. Ещё чуть-чуть, и древесина рассыплется в труху под неумолимым бешенным натиском. — Я тебе за что деньги плачу?! Чтобы ты тут когти свои стригла?!
Я вхожу в оупэнспейс перед кабинетом директора как раз в тот момент, когда менеджеры уже намереваются лезть под стол, дабы их не окатило взрывной волной. А взрыва, как всем становится понятно, не избежать.
Быстро прохожу вдоль рядов, не здороваясь ни с кем. Уже не до вежливости. Надо как-то спасти офис от тотального разрушения.
Мягко, но настойчиво стучусь в дверь и, не дожидаясь ответа, вхожу.
— Да что я такого сделала?! — пищит в слезах Леночка — новенькая секретарша.
Хотя на её месте все предыдущие секретарши так и оставались новенькими. «Состариться» ещё никому не удавалось.
— Я тебе сейчас этими ножницами пальцы по локоть откромсаю! — хлещет бедную девочку очередным звериным рыком.
Орущего верзилу зовут Дамир Казимович Тарханов. Он здесь царь и бог. А ещё тиран, узурпатор, деспот и самодур. Дамир умудряется держать в страхе и доводить до белого каления каждого, кто хотя бы на полдня задерживается в нашем офисе. Практически любой мой визит сюда не обходится без подобной сцены.
Однако в этот раз Леночку словили не на мелком проступке, а на самом страшном прегрешении, какое только могло случиться — она решила подправить маникюр на рабочем месте. Что приравнивается к оскорблению святыни или, по крайней мере, к серийному убийству.
— Дамир Казимович, вызывали? — делаю я не слишком уверенную попытку отвлечь тирана от расправы над беззащитной девочкой. — Можем ехать.
— Минутку, — железным тоном бросает Тарханов и вновь устремляет всё своё неисчерпаемое внимание к Леночке: — Если ещё хоть раз ты посмеешь…
— Да что вы себе позволяете?! — верещит секретарша, побледневшая до цвета печатной бумаги. — Вы не имеете права!..
