– Элеонора Владимировна, я очень переживаю, что у Олега уже нет никакого стимула искать новую работу, развиваться. Его будто бы засосало в это болотце, из которого с каждым годом ему будет тяжелее и тяжелее выбраться.
– Ой, ну что ты такое говоришь, милочка! Какая же речь может идти сейчас о новой работе, пока Ксюшенька такая маленькая! Ей нужно внимание папы!
Мое лицо не могло скрыть удивления, возмущения и вообще всю бурю эмоций. Во-первых, меня очень раздражало, когда Ксению называли Ксюшей. Она никогда не была Ксюшей, а только Ксенией. И Элен об этом прекрасно знала и специально при удобном случае называла свою правнучку Ксюшей, наблюдая за моей реакцией.
Ладно, Ксюшу пережила, не впервой. Но вот что Олег не может искать себе новую работу, потому что Ксении так необходимо внимание отца – это что-то новенькое. Буквально несколько минут назад она соловьем заливалась оттого, как прекрасно, что я выхожу на работу. И так великолепно, что моя мама может сидеть с внучкой каждую среду по три часа. Да, моя мама, а не Олег!
Поняв, что произнесла полную глупость, Элен быстро сменила тему разговора:
– Ой, Катюш, совершенно забыла! Подойди, пожалуйста, к булю и в правом ящике возьми шкатулочку.
Булем Элен называла роскошный комод, который был выполнен в стиле Буль. Фасад мебели был украшен богатейшей инкрустацией из латуни, золоченой бронзы, пластин из панциря черепахи. Такую мебель я видела только в музеях и в доме Элен. Выдвинув правый ящик, я увидела небольшую шкатулку из красного дерева, на которой были вырезаны инициалы Э. В. Однако буква «В» означала не первую букву ее отчества, а первую букву ее девичьей фамилии – Волынская.
– Открой шкатулку, – произнесла нежным голосом Элен.
Я открыла шкатулку, но она оказалась пустой.
– Здесь ничего нет, – сказала я.
– Ах, да! Подай мне шкатулку.
Элен взяла в руки шкатулку и, нажав на незаметную кнопочку, открыла дно. Элен вытащила из шкатулки красивые серьги и протянула мне. В моих руках оказалось произведение искусства. Небольшие золотые серьги с бриллиантами, словно капельки, лежали у меня на ладони.
– Милая, это семейная реликвия. Я не знаю, сколько мне осталось еще прожить, но я очень хочу, чтобы эти серьги ты передала Ксении в день ее шестнадцатилетия, как когда-то это сделала моя бабушка.
Простившись с Элен, я пошла домой. В этот вечер мне было как-то особо тяжело на душе. Пешком я шла по Большому проспекту Петроградской стороны, в лицо летел мокрый снег, ветер насквозь пронзал душу. Серые дома давили на меня с обеих сторон. Обычно я с восхищением рассматривала их красивые фасады, сегодня они для меня казались вычурными и безвкусными. Да, как внутреннее состояние меняет внешний облик окружающих тебя вещей. Прошла до площади Льва Толстого, где располагалось много уютных кафе, в которых мы любили сидеть вместе с Олегом. «Хочу кофе, хочу все обдумать!» В этот вечер я впервые осознала, сколько в Элен эгоизма. Точнее, я позволила себе признать, отбросив свое воспитание и чувство уважения к старшим, что Элен думает только о себе. Любит ли она Олега? Ей и окружающим кажется, что да. Но на самом деле она любит только себя. Ей неважно, чем занимается Олег, чем интересуется. Ей важно, чтобы он просто находился рядом с ней, удовлетворял все ее капризы, окружал заботой и вниманием. И как по-женски она умела манипулировать, играя на чувствах совести и долга перед старшими, постоянно напоминая о своей беспомощности и что дни ее уже сочтены. В какие-то моменты в ход шли слезы и сердечные приступы. Для разнообразия она любила напоказ проявлять щедрость дорогими подарками.
