Сюда! Нина дёрнула плечом и тут же плюхнулась в это самое кресло, резко выдохнув носом.
–– Только ничего не надо мне говорить! – Вот так, сразу его отбрить, чтобы даже мысли не возникло над ней смеяться.
–– Да я и не собирался, – спокойно сказал парень.
Нина резко повернулась на него и тут же наткнулась на спокойный взгляд ярко-карих глаз, такие у него пушистые ресницы! Лицо спокойное, расслабленное, не перебивается нервной судорогой, как у Вадима. Губы пухлые, не сжатые в злую линию. Слегка небритый, волосы тёмные, непослушные, на лбу прядь, на макушке вихор. Ну точно – лесной бандит, только топора не хватает. Или ледоруба, – поправила саму себя Нина. Раз она теперь идёт в горы, нужно привыкать к новой терминологии – топор для альпинистов называется ледоруб.
–– Вот и не говорите, – уже чуть спокойнее сказала Нина и выдохнула.
Она не будет на него смотреть и вообще забудет о том, что он рядом. Мало ли кто что видел… А потом самолёт вырулил на полосу и начал разгон. Уши заложило, и Нина снова почувствовала этот безотчетный страх. Обычно она всегда хватала Вадима за руку, но теперь его не было. Самолёт слегка трясло, плечи вжимались в спинку кресла, Нина до боли в пальцах вцепилась в подлокотник и зажмурилась. Сейчас он взлетит и всё будет хорошо!
Когда прозвучал сигнал о том, что можно наконец отстегнуть ремни, Нина открыла глаза. Руки у неё свело от напряжения, она опустила взгляд на подлокотник и поняла, что всё это время цеплялась не за него, а за руку того самого парня. Он спокойно смотрел в окно, будто рука была не его, будто она не сжимала её так, что могла сломать.
–– Извините! – тут же сказала она, отдёрнув руку. – Извините, я думала, что вы… что это…
Парень повернулся к ней и слегка кивнул. Ничего в его лице не изменилось.
–– Я вообще не боюсь летать, просто взлёты не люблю. Говорят, взлёт и посадка – самые опасные… – уже спокойнее пояснила Нина и даже попыталась улыбнуться. Парень снова ей кивнул. – Так что больше хватать вас не буду.
Он опять кивнул. Да что за глупый болванчик?! Она ему тут в слабости признаётся, а он! Нина сердито на него глянула, сведя брови. На дороге вот он не молчал и лез не в своё дело, а тут… Ну хоть бы из вежливости сказал: «Да ничего», не говоря уж о: «мне за счастье, если такая прекрасная девушка за меня подержится…».
Нина злилась и на молчаливого парня, и на саму себя, не понимая, почему его молчание её так задевает. Она как будто с манекеном летит. Но ей-то какая разница?! Летит и летит, смотрит в окно… Наверное, она так страшно сопела от досады, что парень не выдержал и вдруг негромко спросил:
–– Извините, а в каких экстренных случаях я могу с вами заговорить? Если мне надо будет отойти – достаточно? Или только если мы начнём падать?
Она резко обернулась и снова пропала в его взгляде, таком тёплом, ореховом. Ресницы слегка его оттеняли, как будто пряча какие-то тайные мысли. Парень опять не улыбался, но что-то во взгляде изменилось, как будто ему добавили огненных искорок. Смеётся над ней, да? Хотя, она сама ведь сказала ему молчать… Нина внимательно посмотрела на парня: лицо его было всё таким же спокойным, только глаза изменились и потеплели. Она, было, хотела что-то колкое и неприятное ему сказать, но вместо этого пожала плечами:
–– Я думала, вы будете надо мной смеяться.
–– Не вижу ничего смешного в девушке, которая бросается под колёса, – серьёзно сказал он и ровно сел в кресле.
