Чтобы пресечь дальнейшие намёки, склоняю голову набок:
– Как скажете, сестра Зарина.
Мясистый нос монахини разглаживается:
– Благости, сестра Мелинда!
Дверь в кабинет настоятельницы распахивается. Поворачиваю голову и тут же бросаюсь туда:
– Дэллия! – придерживаю за локоть покачнувшуюся подругу, всматриваюсь в её бледное лицо и чернильно-синие глаза с медленно гаснущими в них золотистыми искрами.
После ментального перенапряжения они всегда такие. Нельзя, чтобы кто-то заметил!
– Сестра Дэээллия! – раздаётся тягучий скрипящий голос. – Вот так совпадение! Вы навещали настоятельницу! Опять! А я как раз вас ищу! Сестра Дэллия, ну же, взгляните на меня!
– Ой! Живот! – сгибаюсь пополам. – Прихватило! Как же больно! Сестра Дэллия, проводите меня до кельи!
Хватаюсь за локоть подруги и тяну её прочь, чувствуя спиной тяжёлый подозрительный взгляд.
Едва мы заворачиваем за угол, выпрямляюсь. Почти бежим с Дэллией вперёд, вниз по лестнице, снова прямо, поворот. Фух!
Мы одни в пустом переходе, соединяющем монастырь с сиротским приютом. Справа и слева никого. Дэллия прислоняется спиной к стене и закрывает глаза, а когда открывает их, они снова светло-фиалковые.
– Ты как? – касаюсь пальцами щеки подруги.
Губы Дэлли растягиваются в грустной улыбке:
– Одно и то же сознание с каждым разом подчинять всё сложнее, а мы воздействуем на настоятельницу Тирс уже пять лет. Сегодня я почти вычерпала резерв, в следующий раз его может не хватить, и тогда…
– Значит, следующего раза не будет! – шепчу горячо. – На нас и так уже косо смотрят! Никто не готовится стать монахиней пять лет! Никто не ходит пять лет в послушницах! Настоятельница дважды продлевала нам срок перед постригом! Третьего раза ждать нельзя. Зарина точно этого так не оставит!
– Эта змея снова вынюхивает! – Дэллия прислоняется затылком к стене, устало прикрывает глаза. – Я готова свалить отсюда, чтобы просто ЕЁ не видеть!
– Да, – отступаю назад и обхватываю себя ладонями за локти. – В последнее время она порядком меня утомила. Явно что-то замышляет. Вопрос не в том, осмелится ли донести на нас, а – когда.
Некоторое время молчим. За окнами слышен шорох метлы, скребущей брусчатку во внутреннем дворике. В соседнем крыле приоткрыта дверь в классную комнату, где сироты изучают основы Светлейшего писания, и оттуда долетает наставительный громогласный тон сестры Агаты и послушный гомон детей, повторяющих за ней.
– Это были самые спокойные пять лет за всю мою жизнь, – Дэллия поднимает веки, и её глаза блестят от слёз. – Но всему хорошему приходит конец.
– Любой конец это новое начало, – произношу тихо, но уверенно. – Поедем на юг, найдём уютную деревеньку, куда не заглядывают каратели, и обустроимся там. Никто нас не найдёт.
Встаю рядом с Дэллией. Окидываю взглядом стены, которые должны были стать тюрьмой, а стали крепостью, укрывшей от опасностей и бед.
Дэллия смотрит в одну точку прямо перед собой:
– Как твои сны?
Медлю с ответом, тщательно его обдумывая:
– В порядке.
– Больше не ходишь в них к НЕМУ?
– Нет! – отвечаю слишком поспешно.
Дэллия задумчиво кивает. Почему она спрашивает? Не доверяет? Мне?
– Беспокоюсь, – отвечает, будто прочитав мои мысли. – Любой дар это не только сила, но и уязвимость, Мелинда. Вновь обретённый дар сложно обуздать.
– Я справляюсь! – бурчу сердито и скрещиваю руки на груди.
– Значит, я зря переживаю и проблем не возникнет, – соглашается Дэллия как-то слишком легко. – В Праздник Благоденствия отправимся на городской рынок за покупками для монастыря. Пока идут службы и подношения, всем будет не до нас. Когда хватятся – будет поздно.
