Промучавшись неразрешимыми вопросами еще минут сорок, я решаю: я остаюсь.
Нет, я не хочу его прощать. Да он и не просит прощения, – напоминаю я себе. Но жить, как жили, больше не получится.
Я останусь и подготовлю себе плацдарм для отступления. Я дам себе месяц для этого, и потом уйду, уже не «с голой жопой» как выразился мой муж, а с наполненным карманом.
У меня будет время подготовиться к любому варианту развития событий. Я выиграю для себя время, но то, чтоб подготовиться к разводу. И быть во всеоружии!
Из меня не вышла бы никогда актриса, да я и не мечтала никогда ею стать.
Утро для меня превращается в настоящее испытание. Нельзя обвинять Сережу в измене. Нельзя плакать. Надо улыбаться и делать вид, что все хорошо. Надо просто как-то прожить этот день!
Первым просыпается Маркуша. Топает босыми ногами на кухню.
Я слышу и выглядываю из дверей ему навстречу:
– Доброе утро, котенок!
– Мама приехала! – ликует он, тут же срываясь на бег.
Летит ко мне.
Присаживаюсь на корточки, подхватываю его, крепко-крепко обнимаю. Целую сладкие щечки.
– О! Мам, привет! – в коридор выходит и старшая, Софочка.
– Доброе утро! Как вы поживали без меня? Соскучилась по вам жуть как! – Выпускаю из объятий младшего, чтоб обнять подошедшую дочку.
– Нормально, – откликается она, обнимая меня в ответ, – А ты только что приехала? Папа говорил, что ты должна после обеда приехать.
Обычный вопрос царапает еще незатянувшуюся рану. Он ждал меня после обеда. Сейчас бы проснулся с Жанчиком, выпили бы кофе вместе.
А может быть даже сели бы завтракать. Ярко представляю, как на кухню к полюбовникам вышли бы мои дети.
Глухая ярость, смешанная в крепко-взбитый коктейль с горькой болью на миг меня слепят, мешают дышать.
Я часто моргаю, чтоб прогнать из глаз ненужные сейчас слезы.
Суечусь на кухне, как делала бы в любой другой день. С той лишь разницей, что руки у меня дрожат. Я несколько раз хожу к холодильнику, открываю его и не могу вспомнить, что я хотела там достать. Пока после третьего раза такого разглядывания внутренностей холодильника, вспоминаю, что вообще-то мне нужно было взять в нем молоко. Забываю, где взять ложки. И ставлю пустые тарелки на стол.
Даже Софийка замечает, что со мной что-то не так:
– Ты не выспалась, да? Мам? Рано встала, чтоб пораньше приехать? Давай я накрою сама на стол.
– А? Да, – отвечаю рассеянно, – Да.
И в этот момент каким-то шестым чувством слышу, как в нашей спальне срабатывает будильник, заведенный мужем.
По всем законом физики, я не могу его слышать: слишком далеко, двери закрыты. Но я знаю, что он звонит в эту самую минуту. И это значит, что через несколько минут Сережа спустится на кухню.
Все нервы внутри меня натягиваются в струны. Готовые рваться или стонать от того, что их задевают.
Но сегодня время на моей стороне.
Мне не нужно разговаривать с мужем, потому что к десяти надо везти Марка в бассейн, а Соню к одиннадцати-тридцати в театральную студию.
Так что у меня получается избежать разговора с Сережей. Я болтаю с детьми, рассказываю, как я хорошо отдохнула и как я скучала.
