День, когда родилась Лиза. Воды отошли в полдевятого утра, когда Артур уже ехал в офис. Боюсь даже думать, как он гнал, чтобы через пятнадцать минут уже быть дома и сопровождать меня в перинатальный центр.
Коронавирус. Новые правила. Его отказались впускать, но Артур бывает таким упертым, что спорить порой бесполезно. И врачи уступили.
Я видела его слезы лишь дважды за семь лет.
В день, когда родилась Лиза, и в день, когда скончался его отец. Больше Артур никогда не позволял себе слабости. Я даже в шутку называла его про себя скалой, когда мы только познакомились.
Но в тот момент когда он увидел Лизу, он был похож на плавленый зефир. А как хотел и одновременно боялся взять ее на руки.
— Она такая хрупкая. — звенят эхом его слова в памяти.
Не дышал, когда впервый раз прислонил Лизу к груди. А затем говорил, что она пахнет слаще меда.
И все эти три с половиной года, глядя на Артура и его почти точную копию (волосы мои, светлые), в голове была одна мысль — как хорошо, что Лизе повезло больше, чем мне и Жене. Пусть она будет счастливым ребенком.
А теперь ее ждет неполноценная семья, а меня….
А меня будто ничего не ждет. Кроме боли и трудностей.
Я никогда не думала о том, что будет, если Артур исчезнет из нашей жизни. Теперь, видимо, надо.
К моменту приземления Лисенок засыпает, а у меня голова раскалывается не меньше, чем сердце. Я как пожеванный и выплюнутый лист. Хоть не реву сейчас, и на том спасибо.
Жду когда спешащие покинут салон самолета, беру Лизу руки, а она уже пятнадцать кило, на секундочку, и иду за багажом.
И куда его сейчас приткнуть? В зубы?
Все кажется бесконечно долгим и тянущимся как резина. А я тону в своей жизни, как в киселе, без глотка воздуха.
От шума Лиза просыпается. Потирает ручками глазки.
— Папа тут? — опять спрашивает она, а я почему-то начинаю злиться на этот вопрос.
И мне перед ней дико стыдно за это.
— Не знаю, солнце. Но если нет, ты ведь не расстроишься? – спрашиваю я, а сама достаю телефон, который забыла включить после полета.
Десять пропущенных. Пять сообщений. Все от мужа.
Странное чувство. Боль притупляется, будто сердце решает окаменеть, чтобы не кровоточить. Щёлкаю по экрану.
“Я в аэропорту. Мы серьезно поговорим, как приземлитесь!”
Да уж. Поговорим.
Сиреневые чемоданы, наконец-то, появляются на ленте. Стягиваю их на плиточный пол, и качу сразу оба в одной руке. Второй держу Лисенка, который уже взбудоражившись, все норовит ускользнуть.
С каждым шагом в зону прилета, внутри все начинает дрожать от волнения.
Я прокручиваю в голове снова и снова все возможные сценарии, но понимаю, что не могу дать себе отчета в том, как себя поведу. Могу сорваться. Не знаю, чего от себя ждать.
Крепче сжимаю крохотную ладошку Лисенка, и веду ее сквозь последние стеклянные двери.
— Папа! — восклицает дочь, завидев Артура раньше меня.
Вырывает ручку и бежит к нему.
Я застываю.
Словно мертвая смотрю на то, как муж хватает Лизу на руки, жадно целует несколько раз в щеку, прижимает к щетинистой щеке ее лобик.
Она визжит довольная.
А потом муж смотрит на меня.
С непониманием. С осуждением. С претензией.
Будто это я что-то сделала не так, а не он.
Надо к ним подойти, а ноги не идут. Меня разрывает изнутри на осколки.
Артур опускает Лизу на пол, берет ее за руку, и сам подходит ко мне.
Злой.
– Яна, какого черта? – цедит он едва слышно, чтобы Лиза не слышала. — К чему было брать билеты на три дня раньше и убегать из дома? Еще и матери моей нагрубила!
