Добравшись до душевой, открываю краны, набираю ванну с пеной, опускаясь в нее по шею, откидываюсь на мягкий силиконовый подголовник и плачу. Слезы текут рекой и не прекращаются, пока я не теряю счет времени, даже вода успевает остыть.
Из ванной комнаты я выхожу с чувством тупого облегчения и полной апатии. Спускаюсь вниз, чищу картошку, обжариваю с луком и сардельками, нарезаю овощной салат, включаю какой-то дурацкий комедийный сериал, и сажусь обедать, бездумно глядя на экран.
Не слышала, как вошел хозяин дома, замечаю его, прислоненного плечом к дверному косяку. Он внимательно изучает меня с серьезным, даже, я бы сказала, угрюмым выражением лица. На моем, скорее всего, еще видны следы недавних слез. Прекращаю жевать, впиваюсь в ответ в его глаза. Я уже спокойна, выпустила пар, могу и в гляделки поиграть.
- Осталась картошка? – невесело спрашивает он. Этого услышать я точно не ожидала.
- Да.
Он подходит к плите, достает чистую тарелку, сгребает все, что осталось в сковороде, получается приличная порция. Садится напротив, пододвигает поближе салатницу и начинает уплетать все за обе щеки.
- Ничего не ел сегодня, - говорит с набитым ртом.
Я смотрю на эту сцену без комментариев, мне бы встать и уйти, но я так часто в этих стенах одна, что решаю остаться.
- И вообще, лет пять не ел жареную картошку, даже забыл, как это чертовски вкусно.
Он доедает, под звуки шумной вечеринки в телевизоре, я тоже накалываю последние несколько кусочков, молчим.
Когда его тарелка пустеет, Макс пультом гасит экран. Становится тихо и напряженно, я встаю из-за стола и на автомате убираю обе тарелки в мойку. Он тоже встает, подходит ко мне.
- Тебе знаком мой брат?
- Нет, мы никогда не встречались, - не понимаю почему он решил об этом заговорить.
- В этом я не сомневаюсь. Но ты его узнала, когда он вошел. Информацию о нем можно найти в интернете. Будешь, по-прежнему, утверждать, что не знаешь обо мне ничего?
Он смотрит так пристально, как всегда, на сто процентов уверенный в своей правоте, что я не знаю, как объяснить. А потом отпускаю свое смятение. Я же когда-то пообещала себе больше никогда не притворяться перед мужчинами, кто бы он не был. Быть собой и не пытаться казаться такой, какой удобно кому-то.
- Я видела фотографию на обложке журнала в твоем кабинете.
Он, опешив, расширяет глаза.
- То есть, ты спокойно мне заявляешь, что рылась в кабинете в моих вещах?
- Нигде я не рылась, и даже не дотронулась ни до чего. Прочла статью в журнале и положила на место.
- Охр*неть, Снежина! Это мой кабинет, там документы, деньги, ценные вещи…
- Хм, и куда я их здесь унесу? К себе в комнату? – улыбаюсь я.
- Хоть бы для приличия соврала.
- Тебе нравятся лживые женщины?
- Мне нравятся красивые женщины. В постели личные качества интереса не представляют.
- Я не о постели.
- В других местах я с женщинами дел не имею, - он говорит это с таким пренебрежением, что хочется его прибить сковородкой, стоящей позади меня.
- Так и разбирался бы без меня, напрямую с Разумовским. Что же ты женщину в заложники взял?
Его глаза резко превращаются в опасное пламя, а лицо приобретает угрожающий вид.
- Тебя муж, случайно, не из-за дерзкого языка бросил?! – жесткие нотки в голосе уже не напоминают недавний батл колкостей.
- Моя личная жизнь тебя не касается!
- Моя тебя тоже! Еще раз войдешь в мой кабинет, запру в комнате до конца срока.
