Реальная жизнь - страница 18

Я сменила тему: спросила, куда она собирается и кто там будет.

Когда Лори ушла, я вернулась в свою комнату и задернула занавески. Время еще не позднее, но за окном уже черно. Скоро ноябрь, с каждым днем темнеет все быстрее, и возникает ощущение, что теперь ночь будет наступать все раньше, пока тьма не воцарится навсегда. Лори права. Я в последнее время сама не своя. То ли из-за постоянной темноты, то ли из-за холода – но он стал занимать слишком много места в моих мыслях, а я и не пыталась сопротивляться. Без конца фантазировала, как он увидит меня в особо привлекательном или эффектном свете, пока самой не наскучило. Я выстраивала этот сюжет, разгоняя синапсы в мозгу, и с каждым новым повторением он становился все реальнее, разрастался и отвердевал, пока не превратился в часть моей жизни. Я пыталась представить себе, что он делает по вечерам. Наверное, встречается с другой девушкой. С девушкой, которая точнее попадает в ту ноту, на которую я нацелилась, – где-то между «я серьезно» и «да я шучу». С девушкой, которая берет такси, когда идет дождь, и пьет коктейли с непроизносимыми названиями и привкусом богатства. В ее смехе слышится что-то жестокое. Я видела их свидания как наяву. Видела, как она и ее равнодушие привлекают его. Но потом в бар входил очередной посетитель – а вдруг это он? – и я остро и непроизвольно чувствовала, как мне будто ошпаривает все нутро, и только потом понимала, что ошиблась, и чувствовала себя идиоткой. Сидя в метро, я доставала телефон и снова просматривала сообщение, которое отправила ему. «Еще раз спасибо за ужин», – написала я, и он ответил: «Пожалуйста!» Я перечитывала это единственное слово опять и опять – и пыталась найти какой-то тайный смысл там, где его и в помине не было.

Но Лори ошиблась: в следующий раз, когда я пела, Макс пришел. Появился к концу выступления и сел за столик в углу. Я старалась держаться так, словно не заметила его. Продолжала петь, покачивая бедрами и поводя плечами, и, с одной стороны, радовалась, что он здесь и видит, как все на меня смотрят, а с другой – чувствовала себя марионеткой на ниточках, которая дергается, подражая естественным движениям человека, но все равно получается не то.

Когда выступление закончилось, я подошла к нему и поздоровалась. Я ждала, что он встанет, поцелует меня в щеку или еще что-нибудь в этом роде, – но он не шелохнулся. Сидел и смотрел, чуть улыбаясь, и я внезапно подумала: черт, а что, если он явился вовсе не ради меня? Просто зашел выпить, надеялся, что я не стану его беспокоить, или вообще забыл о моем существовании. Но тут он сказал:

– Ты, наверное, ждешь, что я стану рассыпаться в похвалах?

Отличная возможность для меня проявить остроумие. Я покрутила эту мысль в голове и отбросила.

– Ну, разумеется, – ответила я. – А зачем, ты думаешь, я подошла?

Он улыбнулся. Я даже не сомневалась, что он знает, как много я о нем думала.

– Пойдем?

Только на улице я поняла, что даже не спросила куда.

Шел дождь. Сити напоминал декорацию для кино: тротуары вычищены до блеска, кругом ни души – можно снимать новый дубль. Чувство было такое, будто мы не на настоящей улице, а в каком-то очень похожем на нее месте, и трудно поверить, что наверху и вправду небо. Как ни всматривайся, ни звезды не увидишь.

Макс даже не пытался завести разговор, и я болтала обо всем подряд, потому что молчание меня пугало. О джазе и о том, какие ностальгические чувства он во мне пробуждает. Хотя ностальгия эта ложная. Джаз вызывает в моей душе тоску о том, чего у меня никогда не было. Тут я забеспокоилась, не слишком ли разоткровенничалась, и попыталась перевести все в шутку: так запах рождественской елки, ляпнула я, всегда заставляет меня скучать по Рождеству «как в детстве», хотя праздник-то был полное дерьмо. Я слушала, как мой голос льется и льется, и думала: боже, неужели со мной настолько скучно? Почему я не могу придумать ни одной интересной темы для разговора? Почему он до сих пор ничего не сказал? А он лишь улыбался и шагал на некотором расстоянии от меня, засунув руки в карманы.