Реальная жизнь - страница 38

Я включила запись с занятия, чтобы переслушать, и дошла до того места, где сказала Анджеле, что найду деньги. Она ответила: прекрасно, молодчина.

Мне вдруг сделалось тошно в этой комнате. Голые унылые стены, низкие потолки. Светлая мебель. Шкаф перекосился так, что дверцы не сходятся. Толстый слой пыли, покрывающий все вокруг, сколько бы я ни убирала. Скрежет машин на улице – раздражающе постоянный, под самыми окнами. Я надела наушники и погрузилась в «Манон». Первый акт. Она говорит шевалье, что любит удовольствия – по крайней мере, так считал ее отец, потому и отправил ее в монастырь. Словно удовольствие – это самое ужасное, чего может пожелать женщина. И словно всякая женщина по умолчанию знает, в чем оно заключается и как его получить.

Я принялась разбирать кучу одежды на полу.

Как вошла Лори, я не слышала, но, когда обернулась, она сидела на моей кровати. Губы у нее шевелились. Я сняла наушники.

– …Собралась замуж за этого своего постного толстячка, – говорила она. – Нашла что праздновать!

– Прости, – сказала я. – Ты о ком?

– Да не суть. Об Аманде. Мы с ней дружили в школе. Знаешь, эти девчонки, которые говорят: ой, ты так хорошо на меня влияешь, все кругом такие бескультурные! Как будто культура – это овощ такой. Съешь суточную норму – и можешь дальше обжираться всякой дрянью.

– Ну, ты и сноб.

– А ты как будто нет! В общем, она помолвлена. И сегодня вечером объявила об этом нам. И тут все как начали вспоминать свадьбы, на которых бывали, да рассуждать, что из подсмотренного у других людей они бы и сами не прочь использовать, а что – полная чушь. Короче, я весь вечер провела в разговорах о цветочном оформлении чужих бракосочетаний. Какой же все-таки жалкий народец женщины, а? Ничего удивительного, что всем в мире по-прежнему заправляют мужчины! Они этого достойны.

Я добралась до основания кучи. Одежда, лежавшая внизу, вся была в липкой кошачьей шерсти. Я закинула вещи в мешок с грязным бельем и села на кровать.

– По-моему, – проговорила я, – тебе пора смириться с тем, что женщины имеют право сделать выбор в пользу патриархального уклада. Почему бы не рассматривать это как акт феминизма – свобода соучаствовать в собственном угнетении.

– Куда катится мир, – вздохнула Лори.

Она взяла с моей кровати блок стикеров. Переслушивая занятия, я иногда писала на бумажках сказанные Анджелой фразы, а потом клеила их на зеркало. «Певец не должен угождать публике, – было записано у меня. – Истина идет изнутри».

– Что за чушь? – скривилась Лори. – Там, кстати, миссис П. брызжет слюной.

– Что такое?

– Кот закрылся в гостиной. Загадил весь диван.

– Да неужели? – сказала я. – Удивительно! Ума не приложу, как это произошло.

Лори усмехнулась:

– Когда ты плохая девочка, я тебя особенно люблю.

– Достаточно сильно, чтобы одолжить мне денег?

– Сколько?

– Да прилично. Как минимум пару сотен.

– Одолжила бы, если б они у меня были, – сказала она. – Однако увы.

– Но ведь ты мне должна! Ты у меня занимала в прошлом месяце.

– Это твой хахаль воспитывает в тебе капиталиста? – ласково поинтересовалась она. – Может, еще и проценты брать начнешь?

Я заткнулась.

Лори подошла к зеркалу, наклонилась к нему поближе и принялась выдергивать седые волосы надо лбом. Они приводили ее в неописуемое отчаяние, хотя я их даже разглядеть не могла, когда она пыталась мне их показывать.

– А зачем тебе деньги? – спросила она.