Лана молчала. Ей нечего было сказать. Да и что тут скажешь? Когда она вместе с Владом пришли в школу приёмных родителей, первое, что попросила их сделать психолог – это не обвинять биологическую мать их будущего ребёнка. Ни сейчас, ни потом. Или хотя бы не говорить о ней плохо при ребенке.
– Обвинять легко, – продолжала она на первом занятии, когда уже собрались и другие пары. – Обвинять порой даже душа требует. Особенно, когда приёмные дети не слушаются, когда закатывают истерики, когда вытворяют что-то плохое. Ты такой же, как твоя мать-алкоголичка, такой же, как отец-вор. Такой же плохой, и ты должен быть благодарен мне за то, что я вытащил тебя из грязи. Порой эмоции сильнее нас. Но вы должны помнить одно. Вполне возможно, родители любили этих детей, любили сильно, но зависимость оказалась сильнее. И нам стоит их простить и… поблагодарить. Моя дочь приёмная. От неё отказалась биологическая мать, она была ВИЧ-инфицированной и не могла оставить ребёнка, но она сделала для неё очень и очень много. Всю беременность принимала специальные препараты и предупредила о своём статусе врачей, чтобы те сделали ей кесарево. Она оградила своего ребёнка от ВИЧ, и я благодарна ей за это. Я благодарна всем женщинам, которые отказались от своих детей в роддоме или донесли до больницы, а не бросили в мусорку, не оставили в мороз на улице. Конечно, любой из вас сделал бы для этих детей больше, но не в ситуации тех людей… Постарайтесь понять, те люди сделали всё, что могли. Некоторые поступили куда хуже…
– Мы его сдали, а через неделю он сбежал, – вновь произнесла Полина. Глаза у неё увлажнились. – Искали всем домом. Пришлось писать в общий чат жильцов. Теперь на меня все пальцем показывают. Все осуждают. Говорят, смалодушничала и предала. А они ведь не знают, каково это. Каково идти утром на работу и спрашивать себя, что он натворит сегодня?
– На каждый роток не накинешь платок. Осуждают, потому что дураки. Умные осуждать не будут.
– А ещё мне очень страшно Тимошу потерять. Он, конечно, совсем малыш был, когда мы его взяли. Ему меньше от детского дома досталось. Не было такой депривации. Но на брата он всё равно смотрит. Как бы по его стопам не пошёл. Хотя, конечно, он старается. А Савва… Савва – это моя боль и самое моё большое наказание. Столько его по логопедам таскала, по психологам, по кружкам развивающим, а всё равно ничем не помогла. Деньги, силы, время – всё в пустую. Думаешь, не любила его? Любила. И терпела. Без конца терпела. Но и этого мало оказалось.
– Я могу тебе чем-то помочь? – хотела было спросить Лана, но в самый последний момент передумала. Чем она поможет? Полине грамотный психолог нужен. Или время. Или и то и другое сразу.
– Спасибо, что выслушала. – Полина улыбнулась и сделала небольшой глоток кофе. Лана последовала её примеру. Латте оказался холодным. Они разговаривали так долго, что странно даже, как он коркой льда не покрылся. – Я сегодня совсем расклеилась, даже не спросила, как вы.
– И мы потихоньку.
– Ребёночка не родили?
– Пока не родили, но планируем.
– Ну, и правильно. – Полина встала и, накинув плащ, оставила на столике купюру в пятьсот рублей. – Сегодня я тебя угощаю. Я же позвала.
Лана улыбнулась и тоже надела свой плащ. Из кофейни женщины вышли вместе и вместе дошли до автобусной остановки. Автобус Полины пришёл первым. Глядя ей вслед, Лана думала о Савве. На личико он наверняка стал, как картинка. Пройдёт два-три года, и за ним выстроится очередь из молоденьких глупышек, падких на внешность и брутальность. Лишь бы он не наделал им детей. Таких же, как сам.
