− А ты как догадалась? – Вика округлила глаза. Лана могла поклясться, что увидела в них проблеск уважения.
− Если б ты с моё тут полежала, тоже бы знала. Их всегда кладут на кушетки. Для абортниц отведены первая и вторая палаты. В каждой по пять коек, но иногда этих коек не хватает. И тогда тех, кто не влез, везут дальше. В третью, четвёртую и пятую.
− Аня из-за этого и рыдает.
И это Лана тоже понимала. Сама была на месте этой Ани. Не раз. И рыдала ещё громче. Пока ты даже дышать глубоко боишься, дабы ребёнок ненароком не выпал, другая выскабливает своего кюреткой. Живого и здорового. Говорят, дети на таких сроках уже всё чувствуют. Зажимаются. А врач всё равно их убирает и в таз бросает. Как испорченный кусок мяса.
− Потому что ей тяжело. И вдвойне тяжело смотреть на ту, которая ребёнка сама убрала.
− У всех свои обстоятельства. Каждый выживает как может. Я вот не осуждаю. – Лицо у Вики вспыхнуло, она почему-то разозлилась и опять накрыла живот руками, словно чего-то боялась, словно Лана стояла над ней с ножом и собиралась этот живот разрезать.
− Если бы у тебя ребёнок умер, ты бы сейчас так не рассуждала. – Лана с вызовом посмотрела сопернице в глаза, но та не стушевалась ни на грамм. Видимо, пристыдить её было невозможно. – Но я её тоже осуждаю. Сейчас не осуждаю. Раньше, осуждала. И сильно. Но ты права: у всех свои обстоятельства. И всё же, так, как делают в этой больнице, делать нельзя. Нельзя абортниц к тем, кто после выкидыша, подселять. Жестоко это слишком. И по психике сильно бьёт.
Несколько секунд обе женщины молчали. Первой вновь заговорила Лана:
− Не думай, что я такая добренькая, раз тебя с лестницы не спустила и волосы на голове не выдрала. Я тебе своего мужа не отдам. Заруби себе это на носу и прекрати ему писать и названивать. Ты Влада не получишь.
Вика издала короткий смешок. Лане он напомнил тявканье маленькой собачонки. Вроде шпица или таксы.
− Каждая мать пытается защитить своего ребёнка. Так, как может. И я тоже хочу защитить своего. Раз уж ты знаешь, что я из детдома, я тебе скажу. Мой ребёнок будет жить лучше моего, я для этого в лепёшку расшибусь. Всё сделаю. А вообще Влад не вещь. Его нельзя отдать. Он сам решит, с кем ему быть. Через год или два я смогу родить ещё. А ты?
Лана сглотнула, руки у неё задрожали. Чтобы скрыть дрожь, она зажала ладони между коленями.
− Наслаждайся своим положением до родов, потому что, как только будет готов анализ, ты лишишься всего и разом.
− Или всего лишишься ты. Влад видел ребёнка. Через аппарат УЗИ. И ребёнок бил его ножкой через моё платье. Он очень сильный. Сильный и здоровый. У меня весь живот в синяках, хочешь покажу?
И Вика схватилась за халат, словно действительно собиралась его распахнуть. Лана встала и, повернувшись спиной, потопала к дверям. Пакет с едой она принципиально забирать не стала. Выбросит так выбросит.
− Когда меня выпишут, мне будет нужна помощница по хозяйству. Я с таким животом не могу уборкой заниматься, а пылью нам с малышом дышать нельзя. Так что озаботься этим, пожалуйста.
Собрав в кулак всю волю, Лана таки заставила себя повернуться. Склонила голову на бок и заговорила ласково, словно и правда обращалась к десятилетней девочке:
− Если ребёнок окажется не Влада, я твою жизнь превращу в ад. Ты очень сильно пожалеешь, что к нам сунулась.
______________________________
*Башня Сююмбике находится в Казани. Относится к падающим башням, так как имеет заметный наклон в северо-восточную сторону
