Оказавшись у машины, Максим, не смотря на занятые руки, ловко вынимает небольшой брелок из кармана брюк и открывает автомобиль.
— Садись, – сухое распоряжение бьет по нервам похлеще разряда в двести двадцать вольт.
Вот умеет же он выбить из колеи!
Послушано юркнув на пассажирское переднее сидение, нетерпеливо жду, когда мужчина обойдёт машину. Как только вещи перекочевали на заднее сидение, Максим разворачивается всем корпусом ко мне.
Задумчивый сосредоточенный взгляд скользит по лицу, словно пытаясь проникнуть в самые потаённые мысли. Ничего не могу с собой поделать, и смотрю на него, широко раскрыв глаза.
Мы не виделись две недели. Как он мог стать еще более красивым, мужественным и таким... злым?!
- Скажи, - срывается с четко очерченных губ Максима, - почему ты мне ничего не сказала про нашего ребёнка?
Меня тут же бросает в жар, а затем в холод. Обхватываю руками плечи, словно защищаясь, закрываясь броней.
НАШ ребёнок… Боже!
Внутри что-то начинает дрожать, нарастать, словно гул винтов вертолета. Ребёнок.
А ведь я все это время думала о нем лишь как о чем-то абстрактном. Нечто далекое и не настоящее, а самое страшное - как о помехе, которая встала между мной и моей мечтой.
Желанием строить карьеру, стать знаменитой...
Перед глазами вновь возникает образ маленькой девчушки с тёмными колечками волос и бескрайними океанами глаз, в которых можно утонуть.
Стыд и какая-то внутренняя паника буквально заливают меня горячей лавой, напрочь выжигая все на своем пути. Наверняка выражение моего лица похлеще всяких слов.
Максим отводит взгляд. Жесткая линия челюсти становится более выраженной.
Желваки перекатываются, выдавая, что мужчина находится под шквалом обуревающих его эмоций.
Тут и гадать не надо. Он все понял.
По моей щеке медленно ползет слеза, щекоча чувствительную кожу. Я слышу, как Максим еле слышно чертыхается. Нервно сжав руль рукой, будто стараясь успокоиться, он вновь поворачивается ко мне лицом.
- Ты же понимаешь, что МОЙ ребенок родится в любом случае? – голос его глухой, но твердый.
Он не спрашивает, а ставит перед фактом. Должно быть, он сделал для себя определённые выводы и от того «НАШ» ребенок резко перешел в категорию «мой». Почему-то одна только мысль о том, что Садулаев будто защищает от меня моего же ребенка, просто взрывает мозг.
- Максим, - нервно облизываю пересохшие губы, - не нужно меня везти к себе. Обещаю, я ничего не сделаю с ним… с ребенком, - на слове «ребенок» я запинаюсь и судорожно перевожу дыхание.
- У меня тебе будет лучше, – упрямо гнет свою линию Максим, барабаня пальцами по кожаному рулю. Неужели не доверяет? - Я позабочусь о вас.
После этих так по-мужски уверенных слов по моему телу разливается теплая волна. Будто все это время я, как цирковая гимнастка, ходила по тонкой веревке, что протянута высоко под куполом. Внизу ничего – только пропасть.
Но сейчас я точно знаю: упади я, меня подхватят сильные руки. Только вот я не очень понимаю, чего именно Максим хочет от меня.
Заправляю непослушную прядь волос за ухо и, не смотря на горящие от смущения щеки, смотрю прямо в синие глаза Садулаева Максима.
- Эмм… - голос дрожит и срывается. Ощущение неловкости рентгеновскими лучами пронзает тело. - Максим, ты хочешь, чтобы я на время переехала к тебе или… - запинаюсь, стискивая пальцы перед собой, – чтобы мы вместе жили? - последнюю фразу я почти шепчу.
