— Не знала. И с академом я погорячилась, – поморщилась я. — Дедушка настаивает, чтобы я диплом получила. Так что буду доучиваться. А Камиль… да пошел он!
— И ты так это оставишь? – удивилась подруга. — Будешь гордой идиоткой и дальше?
— Лер…
— Нет уж, послушай, – разбушевалась она, – гордость – это прекрасно. Не требовать признавать отцовство и алименты – это красивые жесты, но глупые. И в твоем положении непозволительные.
— Я не буду обращаться в суд, – мы перешли дорогу, и направились к торговому центру. — Это унизительно – требовать признать сына, которого Камиль признавать не хочет.
— А не унизительно с копейки на копейку перебиваться? Не унизительно жить на пенсию и небольшую зарплату дедушки? И ночами писать курсовые и дипломные работы за гроши, тогда как у Камиля с деньгами проблем нет, – высказала мне Лера. — Тебе хочется, чтобы твой дед и дальше столько работал? И для сына тебе не хочется лучшей жизни? Не требуй у Камиля миллионы, но пусть сына своего обеспечит. Не ты одна Марика делала. Вместе.
Я опустила глаза. Лера впервые говорит так резко и откровенно. Раньше она просто принимала мою точку зрения, а мне казалось гадким обращаться в суд, собирать бумажки, и доказывать всем очевидное. Думала, что сама справлюсь, без помощи этого предателя. Но… но Лера ведь права. Наверное. Это не унижение, Камиль обязан не мне, а своему сыну.
— Я подумаю, – твердо произнесла я.
Лера довольно улыбнулась, а затем охнула, и кивнула вправо. И мы увидели Камиля, который шел от парковки, и недовольно выслушивал то, что говорила ему красивая, высокая брюнетка – его мать.
— Пошли быстрее, – дернула я подругу, ведь нас пока не заметили.
Но поздно. Марик весело взвизгнул, реагируя на промоутера в костюме пачки чипсов, и Камиль с Лаурой посмотрели прямо на меня.
— Софья? – неприятно удивилась Лаура, и постаралась улыбнуться. — Ну здравствуй.
2. ГЛАВА 2
Мама рассказывала мне, что бабушка приняла ее не сразу. Долгое время не любила, не считала достойной своего сына. И подруги жаловались на свекровей, которые откровенные войны затевали.
А я поначалу радовалась, когда Камиль познакомил меня со своей мамой.
Лаура всегда была мила, ни разу не нагрубила мне, лишь расточала улыбки. Натянутые улыбки. И колола маленькими замечаниями.
— Софья, к чему такая мимика? Ты уже выглядишь старше меня, на лбу морщинки намечаются.
— Милочка, позволь совет: не смейся так громко. Ты не лошадь, чтобы ржать, а мы не на конюшне, чтобы это слушать.
— Тебя очень разнесло. Родила, и что? Ты выглядишь так, будто одним салом питаешься. Я через два дня после того, как Камиля родила, уже пресс качала. У меня тоже были тяжелые роды, и это не оправдание.
— Жаль, что Марк на Камиля не похож…
Иногда я хотела, чтобы Лаура в открытую начала скандал. Тяжелее всего слушать упреки, спрятанные под невинные замечания и добрые советы. Но, признаться, я ждала, что после рождения Марика она смягчится. Внуков часто любят даже больше, чем своих детей.
Лаура знала, что мне пришлось рожать дома. Что моя мама принимала Марка, а мама не была акушеркой. Она бухгалтером была. И роды дались мне тяжело. Но даже по этому поводу у Лауры не нашлось сочувствия, лишь тычки и уколы.
— Добрый день, – поздоровалась я.
Камиль смотрел то на меня, то на повизгивающего в коляске сына, а Лаура глядела мне прямо в глаза. И не рвалась обнять внука. Я поморщилась, невольно вспомнив, как явилась к ней унижаться, спрашивать про Камиля, которого три дня не видела:
