– Возьмите! – безнадежным голосом попросил меня автор, протягивая свой шедевр. Я вскинула глаза и поняла, что на обложке его автопортрет.
Дома, свернувшись на кровати и сделав из настольной лампы подобие бра, я прочла первое стихотворение из «ангельской» книги:
Со мной так резок ветер, снег так сух
И ночь так холодна, что первый встречный,
Казалось бы, уж должен быть теплей…
Вот он идет, он теплоте своей
Единственный, угрюмый, верный сторож.
Я прикрыла книгу и одновременно прикрыла глаза, переполняясь удивительно теплым, светлым и радостным чувством. Ничто так не прекрасно, как собственная удача и благополучие на фоне несчастий другого человека. Моя весна на фоне его морозов. В эту минуту я по-настоящему любила этого автора-ангела с обвисшими крыльями: только он помог мне до конца оценить, как прекрасен мой собственный жребий. А ведь все еще только начинается!
К моменту возвращения Антона я знала центр Москвы едва ли не лучше его.
– Ну, ты даешь! – искренне восхищался он, когда я без умолку рассказывала ему о ставших моими любимыми маршрутах. – Это ж надо столько обойти! У тебя не ноги, а вечный двигатель.
– А сердце – пламенный мотор! – согласилась я, прижимаясь к нему покрепче. Я была безумно счастлива его возвращению и буквально парила рядом, обнимая его согнутую в локте руку, когда мы шли по общежитским коридорам и лестницам.
Антону явно было не трудно нести меня буквально на руках – мускулов у него, похоже, еще прибавилось. И вообще, он выглядел так, что плакаты с его изображением было впору развешивать в школах под лозунгом: «Дети, пейте морковный сок!»
Он постучался утром, часов в десять, когда я только умывалась, и я открыла дверь растрепанная, в халате, наскоро возя по лицу полотенцем и думая, что мне предстоит встреча с комендантшей. И увидела перед собой букет, бутылку шампанского и коробку конфет. И вместо того чтобы воскликнуть «Ну, с возвращением!», мне захотелось мгновенно вскочить на кровать и прыгать на ней от счастья до тех пор, пока не откажут ноги.
Я молча впустила Антона и молча обняла, не смущаясь тем, что проявляю инициативу. Я не могла не обнять его так же, как не могла бы не сказать при встрече «Здравствуйте!» кому-нибудь другому.
– А ты отлично выглядишь! – пропел Антон своим «кошачьим» голосом. Мне показалось, что он это почти промурлыкал.
– В этом? – Я расхохоталась, разводя полы своего халата.
– Можешь снять – будешь выглядеть еще лучше.
Я смеялась, опуская лицо.
Мы выпили по полстакана шампанского за его возвращение, и Антон предложил сходить позавтракать. В столовой, где было на редкость пустынно и нам никто не мог помешать, он достал толстенную стопку фотографий и принялся рассказывать о своем походе. Я шумно восторгалась божественно-суровым Ладожским озером, восхищенно качала головой, слушая о ночевках под грозовым небом на каменных островках, завистливо вздыхала, узнавая о том, насколько сроднились все участники похода от совместно пережитых тревог, и чувствовала только одно: счастливое успокоение. Я больше не была одна на чужой планете – за мной вернулся родной космический корабль. Вернее, за мной наконец-то пришел папа и забрал меня домой из детского сада.
У меня по-прежнему не было в Москве никого, кроме Антона (чемодан был уже распакован и не мог претендовать на статус друга). В общежитии летом пустынно, а больше мне негде было заводить знакомства. Да я и не очень к этому стремилась, я ждала, когда вернется Антон и возьмет мою жизнь в свои руки.
