На каком из этапов в эту четкую схему должны были вписаться дети, я не представляла. Мама никогда не поднимала этой темы, хотя обо всех остальных обстоятельствах ее жизни я знала довольно подробно. Мама была родом из Новгорода и окончила социологический факультет Ленинградского университета. На последнем курсе она совершила большую ошибку, выйдя замуж за моего папу, которому не захотелось оставаться в Новгороде, где маме было предложено хорошее место. В продолжение своей ошибки мама пошла по традиционно женскому пути – уехать за любимым на край света (в Пятигорск). Здесь судьба впервые напомнила ей о том, насколько далеко на пути заблуждения она зашла – для нее, краснодипломницы, не оказалось работы по специальности (город был далек от гуманитарных наук и жил в основном обслуживанием отдыхающих). Года через полтора (похоже, что в это время успела родиться и дорасти до какого-то возраста я) мама опомнилась и решила взять свою судьбу в свои же руки: она устроилась в центральную городскую библиотеку, где довольно скоро стала заведующей. А поскольку зарплата заведующей позволяла ей (вкупе с алиментами) достойно содержать ребенка, мама немедленно развелась с папой и со свекровью. С тех пор мама жила почти что счастливо. То, что счастье ее не было полным, она осознавала тогда, когда летом в наш город приезжали отдыхать две ее подруги-однокурсницы. Обе они, хотя и были провинциалками, смогли удержаться в Ленинграде, и сейчас одна из них возглавляла целый отдел в НИИ, а другая вела какие-то социологические исследования на всех ведущих ленинградских предприятиях. Когда обе эти женщины приходили к нам в гости и за чаепитием рассказывали о своей работе, мама слушала их так, как верующие слушают рассказ священника о рае до грехопадения.
Однако я считала, что и о себе мама тоже может рассказывать с гордостью. Ее библиотека была настоящим культурным центром города. Едва заняв руководящую должность, мама начала организовывать при библиотеке всевозможные детские, подростковые и взрослые клубы. Мама часто рисковала: к ней ходили вечерами со всего города, чтобы послушать какого-нибудь полулегального поэта, в ее библиотеке обменивались самиздатовской литературой, под ее взглядом сквозь пальцы шли дискуссии о том, о чем дискутировать было не принято. Верхом ее героизма я считала то, что мама сама работала в читальном зале, чтобы на освободившуюся ставку устроить писателя-диссидента, который считал, что писать неиздаваемые книги – это и значит работать, но которому не хотелось разделять лавры Бродского, севшего за тунеядство. Так что более социально активного человека, чем мама, я не могла и даже не смела себе представлять. В свете ее жизни моя собственная вырисовывалась мне предельно ясно: такой же успех в любимом деле. Правда, свою жизнь я хотела бы провести не на почетно-одинокой скале вожака стаи, а рядом с Антоном…
Я заметила, что так и стою возле мусоропровода, в задумчивости раскачивая туда-сюда опустошенное мусорное ведро. Едва я подумала об Антоне, мне захотелось к нему прижаться и вдохнуть его запах. Но похоже, что именно с этого места и начинаются проблемы, иначе те мои знакомые девушки, что встречались с мужчинами, всегда ходили бы со счастливым спокойным лицом и никогда не сыпали бы злобными словами, давя в пепельнице окурки. Между ними и их возлюбленными почему-то всегда норовил вклиниться ребенок.
