Рецепт любви. Жизнь и страсть Додена Буффана - страница 15

Художник, окруженный своими верными апостолами, больше не решался на новые эксперименты. Он считал, что прикоснуться к святому можно только в кругу небольшого числа гостей, объединенных одним идеалом и избавленных от предрассудков вежливости, приличий и дружелюбия, коих всегда требует присутствие посторонних.

Доден отметал любые просьбы. Состоятельные американцы, русские князья, английские лорды, приезжавшие в его город в тщетной надежде на приглашение, гости, принимавшие ванны на курортах соседнего департамента, впустую пытались использовать официальное влияние, личные связи, прямые и обходные пути. Они не получали ничего, кроме разочарования.

Прославленный гурмэ даже мотивировал свой отказ немецкому барону из дипломатических кругов, особенно настойчивому и умоляющему в сравнении с другими просителями, тем, что тот «принадлежал к стране, где даже не подозревают, что рот предназначен не только для того, чтобы отправлять туда еду».

Сам субпрефект, человек недюжинного роста, веселого нрава и отменных манер, тщетно прибегал к лести, обещаниям и угрозам: доступа в закрытый клуб он так и не получил. Доден передал ему холодный паштет из раков в знак вежливости и признательности за то, что лесник по просьбе субпрефекта указал на лучшие грибные места, где можно собрать отменных сморчков. Он даже соблаговолил составить меню для чиновника, когда тот должен был принимать у себя министра, находящегося в регионе по делам, чем внес существенный вклад в его продвижение по службе. Но он никогда, никогда не приглашал его за стол в святая святых.

На удивление, такая строгая закрытость и бескомпромиссное настроение не вызывали враждебности в адрес этого правителя стола, по крайней мере, со стороны местного населения. Прославившийся во всем белом свете гурмэ, который родился и прожил всю жизнь в этом городе, снискал для него славы, доселе неизвестной. И постепенно народ стал осознавать истинную природу своей никчемности в вопросах гастрономии перед лицом столь гениального художника.

Безо всякого расчета с его стороны слава Додена-Буффана выросла еще больше с его уходом на пенсию и с таинственностью, которая стала окружать его вдвойне. Он приобрел всеобщее глубокое уважение, смешанное почти с религиозным почитанием, которое, кстати, разделяли и трое его друзей, регулярно посещавших «богослужения», посвященные возвышенному искусству, чей катехизис они знали назубок.

Проезжая мимо, народ поглядывал на закрытый дом на улице Фонтен-дю-Руа, где создавались шедевры, о которых говорили не только в городе, но и во всей Франции, и где проводились незабываемые часы за столом, до которого мало кто был допущен. Иностранцев водили мимо его скромного серого крыльца и зеленых ставен, как водили на экскурсии в «Кафе де Сакс», в ратушу, построенную в милом стиле времен регентства, в церковь, нелепое здание в стиле рококо, в котором неожиданно открылся трогательный романский портал.

Если уж говорить начистоту, страсть Додена-Буффана породила в городе благородное подражание.

Одни, осознав в глубине своей души величие его творчества и полагая, что страсть их великого соотечественника является неисчерпаемым источником чистых радостей, начали привносить в свою собственную жизнь оттенки утонченности. Другие, движимые низменной ревностью, изо всех сил пытались доказать, что вкусно поесть можно не только в доме Додена-Буффана. Третьи, быстро смекнув возможную выгоду от такой славы, поняли, что город, где живет прославленный гурман, может привлечь немало туристов, после чего тут же открылось большое количество небольших трактиров, а гостиницы значительно подняли и без того высокий уровень своих харчевен. Французская кухня в этом крошечном городке в горном районе Юра под влиянием всего одного, но, несомненно, великого человека переживала эпоху Возрождения.