Она выждала небольшую паузу:
– Молчишь? Правильно, милок, что молчишь. Но подтверди хоть: сладка ведь и вкусна, и сочна да без изъяна красавица наша, а?
Я позволил себе кивнуть.
– То-то. Да и как иначе бесовому-то семени, Хозяиной дочери?
Чуть не поперхнулся: как раз в этот момент я налил себе полстакана водки и начал было пить; слава Богу, реплика Марфы отвлекла меня, и от этой затеи я отказался:
– Да что вы говорите?
– А ты слухай, милок, може, что и узнаешь. Мамка ее бесплодной была. Попервой к попам все ходила, свечки ставила – никак. Тогда пошла к Маруське кривой. Жива она еще была.
(Имя этой знаменитой здешней ведьмы-колдуньи, местной Ванги, было и мне с детства знакомо.)
– Ясное дело, подарки ей дает, ублажает. Та вначале ни в какую. Ну да проняла ее Маша наша. Я тут свечку не держала, врать не хочу, что она Машке-то в точности говорила, не знаю. Но девкой еще была, как подслушала: Маруська кривая вот что тетушке моей приказывала, лет за тридцать до того:
– Хозяин, он ить не на каждую-то соглашается. Занятой шибко. Но я упросила. Слухай. Через неделю, в понедельник, ступай вечером за Летось. Крест сними. Место во какое (этого я не помню). Как придешь, садись, жди. Попервой появится служка. Немой он. Какой облик примет, не знаю я: узнаешь ли ты его, али нет… Он любой может облик принять. Он тебе глаза повязкой завяжет и руки таксама свяжет, и к березе их приторочит. Не бойся: это для твоей же пользы: чтобы ты, не дай все подлунные силы, повязку-то с глаз не сняла сдуру, когда Хозяин придет: тебе видеть его нельзя, помрешь тут же, в один момент. В самом лучшем случае ослепнешь иль умом тронешься. А как служка уйдет, придет Хозяин. Говорить с тобой он не будет – невелика птица. А если вдруг слово какое скажет – значит, отметил он тебя и плод твой навек. Но не надейся. Дело свое сделает и уйдет. Понравится тебе, нет ли – не знаю. Разное болтают. Терпи. За ним вскоре служка опять придет. Может, не удержится, тебя тоже пое…, если Хозяин строго-настрого не запретит, не знаю. Терпи. Потом тебе руки отвяжет и уйдет. Повязки не сымай, пока шаги его не затихнут. А потом снимай и домой иди. С мужем спи. Понесешь!
Вот так вот на Янку Купалу Маша наша и понесла. Даже, слышала я, уж не помню откуда, слово ей Косматый сказал: «Нож возьми». Что это значит, не знаю, мил человек. Но отметил он ее навек, стало быть. И плод ее, Таньку, отметил: оттого Первая Красавица. Хозяинова дочка! Не видно рази? А с Хозяиной дочкой спать, милок, это как с огнем в стогу играться: не заметишь, как угоришь. Ты рази не видишь: Танька-то вся приворотным зельем сочится, из каждой дырки капает! Так что ежели ты ее в места эти целовал, сок ее пил – а куда же ты делся, милок, от бабы такой! – то зелья ентого нахлебался выше крыши. Не будет тебе без нее жизни!
Иногда я пытался вмешаться:
– Ну, такое-то зелье, оно у каждой бабы есть.
– Не скажи. У которой сок-то водица, у которой вино хмельное, а у которой и зелье приворотное. Да ты не бойся, – взглянув на меня поощрительно и совершенно изменив тон, вдруг сказала Марфа. – Мы тут с бабами судачили-судачили, и решили: признал он тебя! Вот ведьма Наташка Таньку потому тебе и сватает, нипочем ей, что замужняя и с дитем. Ох, ведьмина порода! Эта-то еще ладно сделана, оно сразу и не признаешь, а сеструха ее – чисто кошка черная желтоглазая, бабьим туловом чуть прикрытая, тьфу ты, тьфу. Приглядись, за ней же хвост волочится.
