Первый раз очнулся в «скорой», когда фельдшер, молодая женщина, кричала, чтобы ей помогли снять бронежилет, матеря его на всю машину.
— Парень, миленький, только не отключайся, сейчас, сейчас. Да что ж он такой тяжелый?
Но я отключился.
Второй раз открыл глаза, а перед ними была темнота, только противный писк, жуткая сухость во рту. Я хотел сказать, что хочу пить, но не смог, словно онемел.
Даже сейчас я приложил руку к левому боку и глубоко вздохнул, вспоминая тот тошнотворный привкус лекарств, который до сих пор чувствовал временами на языке.
Пуля пробила легкое, застряла где-то в теле. Пятичасовая операция: достали, залатали. Долгая реабилитация, но обратно меня уже не взяли. Капитан внутренних войск Глеб Морозов был уволен по состоянию здоровья — в связи с признанием меня военно-врачебной комиссией негодным к военной службе.
Комиссия, разбиравшаяся в инциденте и причинах происшествия, выявила мою халатность. Мне вручили заключение с длинными витиеватыми формулировками, суть которых была одна: я сам виноват в том, что произошло.
Выплатили минимальную компенсацию, жалкую подачку. Так в возрасте двадцати пяти лет до этого лучшего бойца лишили любимого дела, единственного дела, которое я знал и делал хорошо. Я стал не нужен никому. Да у меня никого и не было, тетка лишь в Камышовке, квартиру родительскую и ту папаша родной продал по пьяни риелторам еще до смерти своей собачьей.
Уже стемнело, в салоне было холодно. Я даже задремал, но вот поднял голову — в бок ярко светили фары стоявшего неподалеку автомобиля. Посмотрел на часы, десять вечера, вот это я приложился, окунувшись в воспоминания. Снова на телефон, сигнала так и не было.
Из припаркованной старой «Нивы» вышел щуплый мужичок, ехал в другую сторону — видимо, в город.
— Ты чего так поломался-то нехорошо, аккурат посередине дороги?
— Так вышло.
— О, Глеб Аркадьевич, не признал тебя сразу. Что, серьезная поломка?
Я и сам узнал подошедшего пожилого мужчину в камуфляжном костюме, сосед моей тетки, Иван Макарович.
— Добрый вечер, Иван Макарович, да вот к тетке ехал, бензин не рассчитал, замотался совсем. Антоха что-то там опять чудит.
— Этот пакостник может, с него станется. Расстраивает только Алевтину постоянно. А чего машина-то такая скромная? Твоя-то где красавица?
— Да так вышло, — устало улыбнулся. — А вы в город? Почему так поздно?
— Нет, до города далеко, мы в Озерск к фельдшеру: дочка младшая рожать надумала раньше времени.
— Папа, ну ты чего там? — из приоткрытой двери Нивы послышался женский голос.
— Иван Макарович, дай бензина дотянуть до Камышовки, я заплачу.
— Конечно, Глеб, конечно.
В темноте, под ярким светом фар старенькой «Нивы», отлили бензин. «Приора» завелась, мотор заурчал, как оголодавший зверь. Машины разошлись на дороге: я— к тетке и туда, где будет ловить сотовая сеть, Иван Макарович с дочкой— к фельдшеру.
Поселок, где я прожил пять лет, встретил меня полным отсутствием фонарей, усилившимся дождем и громким лаем собак.
— Ну вот и дом.
Планы были: по-быстрому вломить Антохе, успокоить тетку, дать денег, связаться с Воронцовым, эсэмэс-уведомления от которого и от других посыпались на мой телефон, как только тот поймал сигнал связи. Та девушка, заложница, все не оставляла меня, не давали покоя ее большие глаза. Первым делом надо было найти «ягуар», сообщить куда надо, чтобы ее спасти.
3. Глава 3 Агата
