Редактируя любовь - страница 13



– Может, лучше вернемся сюда на следующей неделе? – спросил я, имея в виду другое: «Тебя не беспокоит, что здесь только мы вдвоем?»

Но на самом деле мне было намного легче не знать, что она думает обо мне. Или о «нас», которых, вероятно, никогда не будет.

– Ты что, спятил? – И она выдала порцию этого своего солнечного смеха, вытаскивая одеяло для пикника из сумки.

– Это будет наш вечер!

Она направилась к одному из последних свободных мест в тени недалеко от берега, а я пошел за ней. И шаги у меня будто повторяли ритм этих двух слов: НАШ – ВЕ – ЧЕР – НАШ – ВЕ – ЧЕР.

На мгновение я представил себе, каково это – рискнуть всем. Как бы она отреагировала, если бы я сказал ей, что чувствую? Или даже просто слегка коснулся бы ее руки, явно не случайно?

– Перед купанием мне хочется немного разогреться и еще послушать стрекотание кузнечика, – заявила она.

Для нее было обычным говорить что-то подобное, почти поэтичное. Мне нравилась эта ее манера выражать конкретные желания: например, сейчас можно было просто сказать: «Сначала мы здесь отдохнем».

Она расстелила одеяло, которое, как ни странно, показалось мне гораздо меньше на земле перед нами, чем когда находилось у нее под мышкой.

– Может, я пойду и проверю, не холодная ли вода? – промямлил я.

– Не сейчас! – Она упала на спину, с таким размахом, что я на ее месте точно что-нибудь сломал бы, и постучала ладонью рядом с собой: – Ложись.

Я сглотнул. В принципе ничего страшного в этом не было, но для меня… Я никогда не был так близок к ней, ни на одной из общих встреч. Всегда присутствовали остальные, и они были как буфер между нами, и хотя бы сейчас я должен признаться, что отводил им эту роль сознательно.

Все в ней я воспринимал слишком ярко – потому что уже давно мои чувства к ней были такими пронзительными, как ни к одному другому человеку в мире.

Радуясь, что ей не пришла в голову идея снять шорты и футболку, под которыми наверняка темно-красный купальник, я уселся рядом с ней.

Ее рука коснулась моей икры, один раз, потом второй, словно мысль, которая не может выйти из головы.

– Ложись! – снова потребовала она.

– Тогда я засну.

Что было чистой ложью. Ее присутствие невероятно и необратимо прогоняло от меня всякий сон и покой. Но я сделал то, что она велела, и не позволил ей заметить мои колебания. Скрестив руки за головой, я посмотрел вверх, на могучую крону дерева над нашими головами.

– Скажи-и, пожа-алуйста-а… – Это звучало почти так, как если бы она эти слова пела. Они звучали торжественно и как-то… волнующе.

– Ты собираешься когда-нибудь мне признаться? Или хотя бы самому себе? Знаешь, мне уже давно это интересно.

– В чем признаться? – коротко спросил я, следя взглядом за траекторией полета стрекозы над нами.

– Что происходит у тебя внутри, когда я рядом с тобой.

У меня замерло не только все тело, но и мысли, и все мое существо.

– Как часто ты спрашиваешь себя, получится ли у нас что-то и когда? Хочется ли тебе узнать, каково это – целовать меня – и делать со мной другие вещи?

На мгновение мне показалось, что я сейчас задохнусь, но, к счастью, мне все же хватило воздуха, чтобы спросить как можно более небрежно (что на самом деле было совсем не небрежным):

– Что это ты вдруг?

Она тихо засмеялась:

– Вдруг? А по-моему, мы уже давно кружим друг вокруг друга. У нас вдруг больше не осталось мест и времени, где мы функционируем по отдельности.