Реформа головорезов - страница 2

Жизнь с головой

Ночь пролетела в одно мгновение, снов я не видел, зато проснулся быстро. Как оказалось, раньше сон долго сидел у меня в голове и мешал жить. С утра я чувствовал себя на удивление бодро: встал по первому звонку будильника, позавтракал, умылся и обнаружил, что до начала рабочего дня еще полно времени. Тут я смог как следует осмотреть квартиру. Так вышло, что с потерей головы чувства мои изменились. Мне не составляло труда отыскать соль, которая оказалась запрятана на третьей полке в банке из-под кофе. Но то, как она там оказалась, или зачем хранится в ржавой жестянке, я не помнил. На четвертом десятке лет я узнавал себя заново. В первый день моей раздельной жизни я сделал два наблюдения и впоследствии убедился, что они верны. Первое – с головой я куда медлительнее, раз собирался настолько долго, что будильник заводил на полчаса раньше необходимого, второе – в еде более привередливый (в холодильнике хранилось мясо, и хоть это был куриный фарш, он все равно выходил мне очевидно не по карману). Теперь же я мог есть что угодно. Вкуса у заплесневевшего ломтя хлеба нет, кусочек мяса – пресный, чай – пустой, крупа – просто жесткая, но с водой пройдет. Можно есть остывшую и несъедобную пищу и не тратиться на костный фарш, который к тому же и приготовить надо. Так впредь сэкономлю на продуктах и времени. Я переставил будильник на тридцать минут позже, безголовому мне они не нужны. Сегодня эти тридцать придется просидеть, ничего не делая. Я примостился на край дивана и уставился в циферблат.

Минутная стрелка с трудом волочилась за часовой, но никак не могла ее догнать. Солнцу пора было уже встать, но его лучи не озаряли окно, и в комнате горела желтая электрическая лампочка. Наш город хоть и близок к столице, никакими льготами не владеет. Производств, плодородных земель и достопримечательностей в нем никогда не имелось, поэтому Глава дал ему другое предназначение. Рядом вместо деревеньки Леснова, население которой последние годы состояло из десятка старушек, неблагоразумно переживших своих дедушек, воздвигли мусорный полигон. Его сделали небольшим, чтобы не нарушать экологии и привычного уклада жизни тех бабушек. Через год площадка уже переполнилась. Для укомплектовки свалку подожгли. С тех пор с порывами северного ветра на наш город налетал смердящий смог. Сегодня как раз один из таких дней.

Солнце так и не пробилось сквозь туман, но минутная стрелка догнала часовую. Настала пора выдвигаться на работу. Я уже подходил к выходу, когда услышал тяжелое дыхание и стоны с кухни. Голова моя пришла в сознание и пыталась дозваться кого-нибудь. За ночь на тарелку натекла лужица крови и свернулась по краям шеи. При этом белое полотенце ничуть не окрасилось. Цвет лица пожелтел, щеки впали. Шея потеряла свою прежнюю форму, расплывшись по дну тарелки. Заметив меня, она завертела глазами и застонала до хрипоты. Рот мой скривился и дергался, словно в конвульсиях. Все, что я сумел сделать, это обтереть голову влажной тряпкой. С каждым движением затуманенный взгляд прояснялся, в ответ я намывал кожу сильнее и чаще смачивал тряпку. Лицо жмурилось, но это не означало неудовольствие, скорее приступ радости. В морщинках на лбу скопились капли воды, которые собрались между бровей в одну большую каплю и проворно скатились на кончик носа. Почувствовав ее, голова разинула рот и вытянула вверх язык. Она размахивала им, словно маятник, в неуклюжих попытках поймать воду. Вопреки ожиданиям, капля шлепнулась на тарелку, проскочив мимо языка, и растворилась в крови. Глубокая печаль отобразилась на лице моем. Но я прервал грусть – набрал стакан воды и поднес его ко рту, чем несказанно обрадовал голову. Губы вытянулись в трубочку, они еще издали пытались схватить край кружки. Напившись, голова успокоилась. Я принес ей бутерброд и накормил, отрывая от булки небольшие кусочки. Позавтракав, голова мирно уснула под слоем крошек.