Регрессия - страница 27
С Антоном тогда все было прекрасно. Да кого я обманываю? Мне казалось, что все было прекрасно. Я покупалась на его обходительность на людях и делала все возможное, чтобы не разозлить зверя дома. Но желание изменений все же нарастало, и я приняла самое безобидное, как мне казалось, решение – отрезать челку. Придать моим шикарным рыжим волосам немного разнообразия. Я аккуратно и издалека сообщила об этом Антону, он ответил, что я буду страшной, и не надо ничего трогать. Мой зомбированный мозг не имел права обижаться, а потому я продолжила убеждать, умолять, просить…
С трудом я выбила разрешение и вприпрыжку отправилась в парикмахерскую. Челка сделала меня немного моложе, но придала некую изюминку, по-новому очертив овал лица и выделив зеленые глаза спадающими на них рыжими волосками.
В приподнятом настроении, которое затмевалось разве что затаенным страхом перед скорым будущим, я переминалась с ноги на ногу, не рискуя пройти в гостиную, где из-за стола Антона доносились звуки игры в танки. Разглядывая себя в зеркало и так, и эдак, я все же пришла к выводу, что выгляжу хорошо, и ему должно понравиться. Нетвердым шагом я направилась по коридору, чувствуя, как дрожу всем телом, и заглянула в комнату.
– Привет, – неловко выпалила я. – Я пришла.
А в ответ получила пустой взгляд, пробежавшийся по мне без особого интереса, на лице он задержался на секунду-другую и вернулся к компьютеру.
– Я подстриглась, ты заметил?
– Заметил, – сухо отозвался Антон. – Иди на кухню, закончу – приду.
Я засеменила на кухню, выдохнув, что все прошло гладко, и мне нечего бояться, хотя сердце продолжало трепетать, чувствуя, что разговор еще даже не начался. Пока муж тратил драгоценное время и весомую часть семейного бюджета на прокачивание танков, я принялась за блинчики. И вскоре аромат ванили и поджаренной корочки на краях тончайших блинов наполнил кухню, расползаясь по всей квартире.
Мне оставалось дожарить всего пару штук, когда на пороге кухни показался Антон. На его лице не было и тени улыбки, кулаки судорожно сжимались; он молчал.
– Скоро блины будут готовы, садись, – я порхала возле плиты, облаченная в фартук, не замечая надвигающейся угрозы.
– Ты считаешь, что это красиво? – за моей спиной послышался глухой голос.
– Что? О чем ты? – искренне удивилась я, обернувшись, и увидела Антона в нескольких сантиметрах от моего лица с раскрасневшимися белками глаз и выступившей у рта пеной.
– Вот это! – Он с силой схватил меня за челку и дернул на себя. – Убери эту дрянь с лица! Это уродство! Убери, я сказал!
Его голос, разносясь по полупустой квартире, перешел в истерический визг. Антон тряс меня за волосы как тряпичную куклу, не отпустив, пока в его руке не остался клок рыжих волос.
Я осталась стоять, опустив руки, потупив взгляд и роняя слезы на чистый пол. С дырой в сердце. Болью, физической и моральной, такой силы, что не смогла проронить ни слова, когда через минуту Антон кинулся мне в ноги и принялся вымаливать прощение, осознав, что натворил,
Это больше не работало. Механизм, поддерживавший меня на плаву, сломался. Мой кокон, защищавший от тирана, треснул, и я с рвущейся наружу силой ухнула в пучину пугающего сумасшествия человека, которого называла мужем.
Окружающая картинка начинала таять – подсознание выплевывало меня обратно в реальность, и только в душе вновь зияла огромная рана, которую я так упорно затыкала последние три месяца.