– Нет, не по мне. С пустыми руками – это не солдат, а так… Слабый человек, чести нет убивать таких. Они уже ничего сделать тебе не могут. Нечестно… Нохч не должен делать так.
– А кушать я принес, – резко переменил он тему, – я же вижу, вы мученные все, голодные, – улыбнулся одним уголком рта, – чем вас кормят там? Кого видел, все как один – мученные, – смешно произнес он опять это слово, – даже стрелять вас иногда жалко.
Он усмехнулся. И, кажется, совсем невесело.
Помолчал, прислушиваясь к шуму близкого лагеря и к чему-то внутри себя. Начал опять говорить:
– У меня брату было, сколько вам сейчас. Чем-то вот, – посмотрел он на Пашку, – на тебя похож.
Чем мог сивый Пашка быть похожим на брата черного, как чеченская ночь, Ахмета, он не понял, но на всякий случай промолчал. Молчали и Виталя с Адрияном.
Замолчал и сам Ахмет, повернувшись боком к сарайчику и глядя куда-то в сторону поднимающегося к своему пику солнца. На лицо опечаленно набежала тень, густые черные брови сдвинулись скорбно. Свою песенку Ахмет больше не пел, лишь тихо шевелил губами. То ли молил о чем-то Аллаха, то ли разговаривал с убитым в этой затянувшейся войне братом…
Некоторое время Пашка просто смотрел на чеченца. Странный человек, право слово. То ненавидит, оскорбляет почем зря, то кормит… Только не говорите, что он просто такой добрый. Знаем уже…
Ощущение блаженной сытости теплом растекалось по телу, лишь слегка болел еще истерзанный долгим голодом желудок.
Адриян, пользуясь тем, что их охранник не очень-то смотрит за ними, подполз к окну, гремя своими кандалами. Приподнялся на здоровой ноге, помогая себе скованными руками, чтобы взглянуть в узкий проем в стене, служащей окошком.
Пашка тоже поглядел бы в это окно, но длины его цепи явно не хватит до той стены. Да и шевелиться что-то не очень хочется, лучше полежать. Больно телу, устало оно. Прикрыл глаза и привалился к стене, стараясь сохранить живую энергию.
Виталя снова улегся, поправляя свои затвердевшие засохшей кровью тряпицы в ноздрях.
Глиняная стенка за спиной уже нагрелась до температуры сковороды в духовке. В сарайчике становилось все более душно. Если будет продолжать нагреваться то они точно здесь испекутся.
Холодно – плохо, жарко – тоже не очень хорошо. И почему только в воздухе редко бывает такая температура, при которой человеку тепло, но не жарко, и освежающе, но не прохладно? Почему погода больше благоволит к крайностям, заставляя людей подлаживаться под них?
Душно, блин…
А тогда моросил прохладный, приятный дождик…
***
ДК, где по выходным проходили городские дискотеки, считался на это время самым центровым местом тусующейся молодежи. Ибо мест, куда можно было пойти развлечься, в городке имелось не так уж и много.
С наступлением темноты Дом наполнялся молодежью и несколько оживал от своей серой дневной спячки. Большие стекла мерно подрагивали, и уже за квартал можно было расслышать просачивающуюся сквозь стены музыку. Скудно моргала вывеска над входом и стайками собирались, приходили-уходили подростки обоих полов.
Пашка торчал здесь уже больше двух часов. Честно говоря, делать было нечего и он уже жалел, что пришел. Танцевать он не танцевал. само собой, не принято, если только с девчонками, а с девчонками не хотелось. Благо, что и дома можно было найти, чем заняться. На столе в его комнате лежала раскрытая начатая книга, ожидали своего часа недописанный реферат по истории и работа к выпускным по английскому. И мать, приходившая с работы поздно и не так уж часто видевшая сына дома. И с Рексом погулять надо. Хоть вечером гулял, но пес перед сном привык к пробежкам с хозяином по центральной аллее и дальше, по набережной. А может, мама сходит, если не очень измоталась на работе, выведет большого лобастого пса пробежаться по ближним дворовым кустам да промочить лапы в весенних лужах.
