Два…
Три…
Все!
Как и было задумано. Султан вознес молитву Аллаху, благодаря за предоставленную радость праведной битвы. Все прогнозы сбылись, и наплевать на все русские вертолеты-самолеты, сейчас он в силах допрыгнуть до любого из них и разорвать прямо в воздухе голыми руками. Да, сейчас…
Усман, до того расставлявший людей на позициях, сосредоточенно смотрел в сторону клубящегося пылью выезда. Ехали медленно, дорога для них наверняка была новой, неизведанной. Минут через десять-двенадцать изведают… Ох, только бы не вернулся вертолет или не подоспела неожиданная подмога, и тогда они наши, со всеми их потрохами. Кто знает, не идет ли где-то позади целая колонна войск с бронетехникой, ведь в этом случае уйти уже вряд ли удастся.
Рыжебородый осторожничал по привычке. Он уверен был в благоприятном исходе этого дела на все двести процентов. Второй за день укол был сделан всего полчаса назад, и откуда-то Усман знал наперед, что произойдет сейчас на коротком повороте горной дороги. С ним такое бывало. Хорошее ширево, даже подрубает немного, хотя вроде и старался не переусердствовать. Мысли параллельно улетали в мир иллюзий, а мозг при этом сохранял полный расслабленный контроль над обстановкой. Да, все будет так, как и задумывалось. Сейчас, еще семь минут. Рыжая щетина расползлась в благодушной улыбке.
Султан обернулся к помощнику. Увидев улыбку на заросшем лице, хищно двинул бородой и нетерпеливо кивнул.
*Ойрси – русские (пер. с чеченского)
*Дэла – чеченское имя Бога, Аллаха.
Усман хорошо знал его таким. Знал и боялся, невольно восхищаясь этим человеком в подобные минуты. Вся его фигура дышала ощутимо плотной силой, а горящие черным огнем глаза Султана метали безумные молнии. Какие эмоции, какие бури чувств сверкали в них, сейчас и не различишь. Было все – и радость, и ненависть, и предвкушение, не было только страха. Султан никогда не боялся своих врагов, не страшился предстоящего боя. Он презирал опасность, влезая со своим отрядом в любые переделки, где только мог. Он воплощал в себе все качества майра* – чеченца, настоящего мужчины. И за это снискал любовь своего народа, так неохотно признающего авторитет кого бы то ни было над собой.
И сейчас можно просто отойти и отсидеться, тем более что отряд здесь далеко не весь, а тем, что здесь, и так досталось в последнее время. Султан не жалел себя и не давал жалости никому. Он считался только с численным перевесом противника. И Усман никогда не видел того, кого называл братом, сомневающимся или колеблющимся. Если Султан спрашивал совета со стороны, то только для того, чтобы утвердиться в своем решении. Эти решения были продуманы и точны, его влияние на людей огромно, связи крепки и Султан, несмотря на кажущуюся простоту, был превосходным тактиком, хитрым политиком и бесстрашным воином.
Вот поэтому-то главный командир, чье слово здесь – закон, именно Султан. А он, Усман, так, айтту* – правая рука известного полевого командира, о котором отдельно и в Москве по телевизору не скажут. Правда, рука, приносящая удачу. Сам Султан любит это повторять.
И все-таки пленный русский мальчишка на мгновение сумел смутить звериную сущность главаря. Это поразительно, но Усман сам все видел. Не видел бы – не поверил. В том мальчишке и в самом порой самым непостижимым образом проявлялась та самая сущность, совсем не свойственная, по мнению Усмана, русским. Хотя и среди них попадаются упрямцы. В последнее время такие встречаются все чаще…
