Кроме того, в буддизме достаточно четко прослеживается идея о необходимости сострадания ко всем живым существам – воплотившаяся впоследствии в другие, но не нашедшая там своего разрешения, – завершил я и стал ожидать реакции Творца.
Сонность Глаз перешла в задумчивость, они сказали «все так», а потом над одним вскинулась бровь, и я услышал, – да ты не атеист сын мой, а приверженец буддизма.
– Наверное, – вздохнул я. – К сожалению, поздно это понял.
– И когда?
– В своих последних командировках. В Бурятию и Монголию. Там побывал в дацанах*, имея беседы с ламами. Достойные проповедники.
– И чем они тебе глянулись?
– Живут в своих голубых степях скромно и открыто. Учат заветам Будды, пьют водку, любят женщин и поют горловые песни.
– И если бы у тебя была другая жизнь, ты, наверное, хотел бы стать ламой? – хитро прищурились Глаза.
– Другой жизни не бывает, как учит марксизм-ленинизм – убежденно сказал я. – Ну а если бы была, отправился в Тибет, где стал пророком.
– Интересно, – озадаченно протянул Творец. – И зачем тебе это надо?
– А чтобы окучивать людей, – брякнул я. – Во имя Господа, так сказать и на его славу.
– Замолчи! – посуровели Глаза. – Чи-чи-чи… – затихая, раскатилось в Космосе.
– Не поминай Меня всуе, – дыша ледяным холодом, придвинулись вплотную.
– Виноват, – съежилась душа. – Прости меня грешную. Я больше не буду.
– То-то же, – прогудело в ответ – Думай, с кем говоришь, тля. – А теперь прощай. Не поминай лихом.
В тот же момент Глаза заклубились, всасывая, и я понесся по Черной дыре, в адской какофонии чьих-то криков, смеха, плача и стенаний.
– Кирдык, – пронеслось в мозгу. Сознание угасло.
Глава 3. В новом теле
-Уа-уа-уа! – назойливо пищало где-то рядом. Я чихнул и размежил веки, возвращаясь в реальность
– Не иначе ад, – бледно всплыло в мозгу общение с Творцом, а потом напутствие и дьявольский полет в Черной дыре Космоса.
– Но почему так тесно, и кто там пищит, в размытом пятне света?
– Щелк,– лопнуло в ушах, пелена спала с глаз, и вверху возник белый квадрат потолка с тихо жужжащей в нем люминесцентной лампой. А чуть ниже квадрат стен, блестящих кафелем, с филенчатой дверью напротив.
– Непонятно – забеспокоился я, скосив глаза влево, откуда исходил неприятный звук и увидел рядом в ячейках двух запеленатых младенцев. Один, что ближе, спал, а который за ним, извивался и пищал, время от времени взбрыкивая в своей пеленке.
– Что за черт? – усилилось чувство тревоги. Я перевел взгляд вправо – там посапывали еще трое. Опустил глаза до упора вниз, пытаясь рассмотреть себя – увидел оконечность кокона.
– Я тоже младенец! – прожгла ужасная догадка. – Зачем? Не хочу! Уа-уа!! – заорал благим матом.
Через пару минут дверь открылась, на пороге возникла толстая усатая тетка в белом халате, и я поперхнулся плачем.
– Ну что? Опудырились засранцы? – хмуро взглянула на ячейки, прошаркав к ним тапками.
Через секунду у нее в руках оказался пищавший слева индивид, с которого была сдернута мокрая пеленка; толстуха ловко обернула его второй, взятой из-под ячейки, вернула на место и направилась ко мне. Явно с такими же намерениями.
– Ты смотри, сухой,– сказала сама себе, пощупав меня снизу. – Тогда чего орал? Жрать хочешь?
Я молчал и пялился на нее выпученными глазами. Еще не веря в объективную реальность.
– Лупатый какой, не иначе еврей, – сделала умозаключение тетка. – Терпи, кушать будете в двенадцать. И взглянула на мужские наручные часы. Я разглядел надпись под стеклом «Кама».
