жизнеутверждающими надписями: «heavi metal for oll», « Рunk no dead“, „ГР. ОБ.
круто», «любирам конец», «SSSR forever». С банками-пепельницами на замусоленных, пожелтевших от времени изрезанных не всегда печатными надписями подоконниках. С многолетним устойчивым запахом собак и кошек, с кислым ядрёным запахом дешёвого табака. И с доминирующим над всеми другими запахами, тянущийся из подвала «микс» затхлости и резкого специфического запаха мочи.
***
Человек тяжело и устало поднимался по лестнице. С насквозь промокшей
широкополой шляпы и тёмного длинного плаща стекали струйки воды. Шпоры кавалеристских сапог методично позвякивали в такт шагам. На последнем, этаже человек остановился и позвонил в дверь. Обыкновенную входную квартирную дверь, обитую местами потёртым дешёвым тёмно-коричневым кожзаменителем.
Ему открыли не сразу. Человек шагнул в слабоосвещённое пространство и очутился в крошечной прихожей. Человек прислонил к стене карабин, снял шляпу и кавалеристские перчатки, сбросил напрочь промокший длиннополый плащ, с трудом стащил сапоги и прошёл в ярко освещённую комнату. Это был высокий, смуглый, широкоплечий молодой человек, одетый в изрядно поношенный серо-голубой мундир офицера Конфедерации времён Гражданской войны Северных и Южных Штатов Америки. Из кобуры на широком ремне торчала рукоять крупнокалиберного револьвера.
Молодого человека тепло обнял и крепко пожал его сильную руку пожилой мужчина. Лет около шестидесяти. Высокий. Крупный. С некогда спортивной, а теперь грузной фигурой кабинетного работника. Его западнославянское лицо: крупное, с широким прямым лбом, рельефно обозначенными надбровными дугами, слегка удлиненным, словно изломанным в переносице «боксёрским» носом, чётко намеченными скулами, волевым тяжёлым подбородком, глубоко посаженными голубыми глазами казалось суровым и даже надменным. Но где-то в глубине глаз и паутинках морщин замаскировались тёплые добрые искорки.
– Что происходит шеф? Я уже не нужен «конторе» и меня решили ликвидировать перетащив через прямое перемещение. Да ещё и локализовав на пятнадцать километров от базы. Так можете воспользоваться карабином или этим «Кольтом». Чик, и ни каких проблем. – В голосе молодого человека слышались усталость и раздражение.
– Виктор, я понимаю твоё состояние, но прошу держать себя в руках. Ты хорошо знаешь, что только обстоятельства чрезвычайной важности заставили нас прибегнуть к «прямому перемещению». Мы отлично осознаём меру опасности и высокую степень риска, но другого выхода не оставалось. А главное, нет времени на подготовку стандартного «перемещения». У нас чепе. Срывается важнейшая операция. Так что отдохни и включайся в работу. Я тоже бросил свои дела и прибыл сюда не развлечения ради. На всё даю двенадцать часов. – Подытожил разговор шеф. Но внимательно посмотрев на молодого человека, поправился. – Сутки….
Режиссёр Куняев с трудом разомкнул тяжёлые слипающиеся веки и не сразу сообразил, где он. Гудящая раскалывающаяся с перепоя голова отказывалась служить режиссёру. Но всё же, через какое-то время мутный взгляд служителя муз смог различить и идентифицировать замкнутое плохо освещённое пространство, как свой гостиничный номер. Он узнал и свою всклокоченную, измятую постель – словно на ней занималась «групповухой» вся съёмочная группа, кроме помрежа Раисы Степановны с
