Рябов, а это был именно он, отдал приказ большому мужчине, указывая на Стаса:
– Этого на базу. Денька два-три посидите там тихо, я потом приеду и с ним побеседую.
Стаса они положили на заднее сиденье серой новой «Волги». Наручники у него уже были и на руках, и на ногах, поэтому они тут же тронулись в путь. Вскоре они ехали по трассе, и чувствовалось, что скорость сильно превышала максимально дозволенную правилами на дорогах России. Мыслей в голове Рукова не было, он находился в состоянии навалившейся на него апатии. Ему ничего не хотелось, только пить. Прострелянная нога почти не чувствовалась. Проехав с полчаса, они остановились рядом с автостоянкой, при каком-то кемпинге. Рябов вышел из машины.
«Наверное, пересел в свой собственный автомобиль», – вяло отметил про себя Стас. Дальше его повёз крупный мужчина. «Скорей бы всё кончилось, – думал Руков, – только бы Даше не навредить, не сболтнуть, что-нибудь про неё». Почему-то цепляться за жизнь ему совсем не хотелось, что-то надломилось в его душе, и он просто ждал КОНЦА.
Примерно через час езды они свернули с трассы. Видимо, они ехали по асфальту, но деревья подступили ближе, их мелькающие кроны Руков видел в боковое стекло машины. Через десять минут машина остановилась, заскрипели ворота, затем машина въехала во двор, и закрываемые ворота негромко громыхнули металлом.
Наконец водитель, он же крупный мужчина, открыл заднюю дверцу машины, и сказал:
– Вылезай!
Сам же он пошёл к красивому, двухэтажному коттеджу. Стасу потребовалось приложить немало усилий, чтобы выбраться из «Волги». Мешала и ограниченность пространства, и скованные наручниками руки и ноги, а также от долгой езды в таком положении затекли конечности и они плохо слушались. И, наконец, прострелянная нога, тоже ему прыти не добавляла. Наконец-таки, не без усилий, Руков выбрался из машины. Как только он встал на землю, сразу же почувствовал тупую боль в прострелянной ноге, от которой у него потемнело в глазах. Постояв с минуту, он справился со своей болью и начал осматриваться.
Сразу за коттеджем начинался сосновый бор. Возле дома стояли два гаража и рядом с ними – баня. А окружал и коттедж, и постройки, и двор, и часть бора высокий, крепкий, железобетонный забор. «Как крепость», – подумал Стас. Затем он заметил одну камеру наружного наблюдения, за ней – вторую. «Значит, периметр просматривается, – заключил Руков, – вероятно, скрытые камеры и в доме понатыканы». То, что на дворе бушевал тёплый, майский день, Стас даже не заметил, но зато он приметил ещё одно возможное препятствие: за гаражами был виден край вольера, в котором слышался злобный лай нескольких сторожевых собак. «На ночь их, видно, отпускают», – тоскливо подумал Руков. Та апатия, которая его придавила в машине, пока никуда не ушла, и ему также не хотелось жить. Просто хотелось, чтобы быстрей всё закончилось, хоть он и понимал, что конец будет страшным.
Даша собиралась быстро. Она не притронулась к тем деньгам, о которых ей сказал муж. Быстро собрав небольшую сумку с самым необходимым, взяв паспорт и всю наличку, а также пластиковую карточку, она вышла из квартиры. Поднимаясь к тёте Паше, Даша обдумывала, как сказать ей об отъезде так, чтоб пожилая женщина не заподозрила обмана.
Поднявшись на восьмой этаж, она торопливо нажала кнопку звонка. Тётя Паша открывать не торопилась, а Даша пыталась вспомнить, что ей наказал Стас сказать соседке. Но, к своему удивлению, она выложила доброй тете Паше всё, как оно было на самом деле. Затем она попросила тётю Пашу сказать любому, кто будет интересоваться, что они с мужем поехали в Рязань. Она передала соседке ключи от квартиры и попросила хотя бы раз в три дня заходить к ним, поливать цветы и проверять почту.
