– Ваша проблема. Не сможете доказать его вину – ваша ошибка.
– Хорошо, мы его сцапали. Какие у нас будут улики?
– В вашем распоряжении все федеральное правительство. Заполучив убийцу, вы наверняка накопаете улики. Не могу же я делать за вас всю работу.
Для драматического эффекта Данливи встает, потягивается и начинает прохаживаться по комнате, изображая глубокие сомнения. Потом снова садится и смотрит на меня.
– По-моему, мы зря теряем время.
Неуклюжий блеф молокососа, не имеющего права здесь находиться. Ветеран Хански чуть наклоняет голову и моргает. Ему не верится, что можно быть таким недотепой. Эрарди не сводит с меня глаз, и я чувствую его отчаяние. Чувствую и напряжение между ФБР и прокуратурой – обычное дело.
Я медленно встаю.
– Вы правы, мы теряем время. Я больше не стану с вами встречаться, пока вы не перестанете присылать безусых юнцов. Я назвал вам свои условия и в следующий раз хочу говорить с мистером Виктором Уэстлейком и с кем-нибудь из вашего начальства, мистер Данливи. Если вы пожалуете вновь, я уйду.
Сказал – и вышел. Закрывая за собой дверь, я видел, как Хански потирает виски.
Они обязательно вернутся.
Встречу можно было бы устроить прямо в Вашингтоне, в Гувер-билдинг на Пенсильвания-авеню. Виктор Уэстлейк был бы только рад побывать дома, повидаться с боссом, дать нагоняй подчиненным, поужинать в кругу семьи и все такое прочее. Но нет, сменить обстановку захотелось самому директору: надо ведь и ему хотя бы иногда покидать служебный кабинет. Поэтому он погрузил свою свиту в роскошный частный самолет, один из четырех в эскадрилье ФБР, и через сорок минут приземлился в Роаноке.
Его зовут Джордж Мактейви, он служака шестидесяти одного года от роду, а не политический назначенец, хотя по политическим причинам между ним и президентом пробежала кошка. В Вашингтоне болтают, что Мактейви вот-вот лишится кресла. Президенту будто бы хочется сменить директора ФБР. Просидел четырнадцать лет – уступи место другому. В Гувер-билдинг те еще моральные устои, и оно полнится слухами. В последние месяцы он редко упускал шанс отдохнуть от Вашингтона хотя бы несколько часов.
Поэтому для него настоящее облегчение сосредоточиться на старомодном преступлении, убийстве. Он уже десять лет сражается с террором, и пока нет ни единого намека на причастность к гибели Фосетта «Аль-Каиды» или наших доморощенных террористических ячеек. Славные деньки борьбы с организованной преступностью и фальшивомонетчиками давно канули в Лету.
В Роаноке к трапу самолета подкатил здоровенный черный внедорожник, и Мактейви унесся вместе со своей свитой так стремительно, словно боялся снайперов. Уже через минуту они достигли «Морозильника».
Вояж директора преследовал две цели. Первая – поднять боевой дух следственной бригады и напомнить подчиненным, что их труд, пусть он пока ничего не дал, имеет величайшую важность. Вторая – подстегнуть их рвение. Наскоро обежав постройку и пожав десятки рук в лучшем стиле политика, вознамерившегося переизбраться, директор Мактейви уселся в самом просторном зале и приготовился к инструктажу.
Пережевывая пончики, директор и его старый друг Виктор Уэстлейк слушали пространный доклад старшего следователя о последних достижениях, то есть, собственно, ни о чем. Мактейви и сам все знал, поскольку переговаривался с Уэстлейком дважды в день.
– Перейдем к этому вашему Баннистеру, – сказал Мактейви, проскучав целый час.
