– Да, пожалуй. Спасибо, Людмила Георгиевна, пойду поплаваю.
Она приехала сюда под вечер, к самому ужину. Заселилась в свой роскошный номер, студию с полустенкой, отделяющей кровать от гостиной зоны с диваном, телевизором, журнальным столиком и парой пейзажиков неизвестных никому художников. Дополнительным роскошеством был комплект посуды: ложки, тарелки, чайные чашки. Правда, чайника в номере не водилось. Зачем тогда чашки?
Под окном – газон, на него белой полупрозрачной вуалью ложился по утрам снег, чтобы уже к обеду исчезнуть, раствориться в зелени невянущей даже поздней осенью травы.
В огромной, как спортзал, столовой, набрав себе всякой еды в тарелку, Лиза блуждала из конца в конец, ни одного свободного столика не было. Наконец ее окликнула какая-то женщина:
– Девушка, вы мимо нас уже третий раз дефилируете, присаживайтесь, у нас свободно.
За столиком у окна сидела пара: пригласившая ее женщина, а правильнее, пожалуй, дама, лет пятидесяти, стройная, в светлом свитерке, стрижка современная, ассимметричная, слегка разлохмаченная, нарочито небрежная, волосы, видимо, крашеные, каштановые, и ее спутник, про таких обычно говорят «настоящий полковник»: красиво вылепленная голова, крупное строгое лицо, расправленные плечи, хотя было ему верных шесть десятков.
– Спасибо.
Познакомились.
– Людмила Георгиевна.
– Борис Семенович.
– Елизавета.
Попозже, когда Лиза вышла прогуляться по санаторию, посмотреть, что где, она встретила их обоих у бильярдного стола.
– Сыграйте с нами, Елизавета.
– Да я не умею. Никогда не играла.
– Тогда откуда вы знаете, что не умеете? Попробуйте.
Ну что ж попробовать можно. Борис Семенович очень толково все ей объяснил, как держать эту штуку, которая кий, куда смотреть, как пальцы ставить. Она ударила. Шарик выскочил через борт, с грохотом рухнул на пол.
– Ну вот видите. Я же говорила, не умею.
– Давайте еще раз. Получится, я уверен. Не боги горшки обжигали.
И правда, стало получаться. И даже один шар ей удалось закатить в эту тряпочную сеточку в углу стола. И тогда Лиза почувствовала азарт. А еще ей понравилось смотреть на них. На этих стариков. Нет, ну не то, чтобы совсем стариков, особенно она, но… Да, не важно. Они были так предупредительны друг к другу: «Боренька, может окно прикрыть? Дует. У тебя же еще вчера горло болело», «Людочка, я принесу тебе палантин? Нет? Не холодно?» Это выглядело трогательно.
«Они прожили вместе, рядом, бок о бок огромное количество лет, притерлись друг к другу. Давным-давно они страстно любили друг друга, может им пришлось преодолеть какие-нибудь трудности, разлуку… Теперь их любовь выплавилась в обоюдную нежность. Лебединую. Мне бы так, много-много лет, целую вечность… рядом…» – в груди заворочалось, заскребло лапками, заскулило брошенным щенком горе – «у меня так не будет… никогда… Игорь, Игорь, Игорек, прощай…»
На следующее утро на завтраке Бориса Семеновича не было, Людмила Георгиевна сидела за столиком одна.
– Доброе утро, Елизавета. Присаживайтесь.
– Здравствуйте. А где Борис Семенович?
– А он уехал. С утра пораньше.
– Как уехал? Куда? Что случилось?
Лиза опешила: уехал куда-то без своей Людочки, вот дела. Глядя в ее удивленно вытаращенные глаза, Людмила Георгиевна рассмеялась:
– Домой уехал. К себе в Тверь.
Помолчала, еще посмотрела на Лизу, кивнула самой себе, будто поняла что-то, и добавила:
– Вы видимо решили, что мы – пара, супруги или любовники. Ничего подобного. Просто приятели. Познакомились здесь в «Соснах» четыре года назад. И с тех пор приезжаем сюда примерно в одно время, списываемся, согласовываем свои варианты и вперед. Еще парочка друзей у нас есть из Москвы. Только они нынче еще раньше уехали. Я одна осталась.
