Она садится рядом с ним, единственная гостья, что у него бывает. Он хочет заговорить с ней, сказать хоть что-то, но не может – от его горла осталось кровавое месиво. Раздается лишь глухой хрип.
– Я знаю, что ты не спишь, – говорит она. Ее тихий мелодичный голос – первый звук в его палате за много часов ожидания. Звук и свет – это теперь она, только она, остальное – пустота. – Ничего не бойся, пока я с тобой.
Я с тобой… Он не поверил бы никому другому, но ей верит.
Мучительным усилием он поднимает левую руку, последнее, что у него осталось. Слабую руку, покрытую скользкими от крови и сукровицы лоскутами кожи. На руке три пальца: мизинец, указательный и большой. Остальные два отгнили и отвалились кусками мертвой плоти. Так он когда-то потерял правую руку и обе ноги. Он так много потерял – и так мало от него осталось.
Но она не боится. Она берет его за руку осторожно, однако осторожность эта продиктована не брезгливостью, он чувствует. Она стремится поддержать его, чтобы ему не пришлось тратить последние силы, и не хочет причинять ему боль.
Ей не все равно, даже когда перед ней живые останки. Для нее он все равно человек.
В этот миг он и понимает, что любит ее. Это как странно: раньше, в прошлой жизни, такой далекой, что верить в нее все сложнее, ему казалось, что для любви нужно много причин. Однако все они, такие важные когда-то, не имеют значения с ней. Красота? Возможно, она красива, но он никогда не видел ее, только размытый темный силуэт. Она может быть какой угодно, и это уже не важно. Добрый характер? Ему все равно, какой у нее характер, потому что она способна на доброту в абсолютном проявлении. Ум, чувство юмора, покорность? Да какая, к черту, разница теперь! В ней есть сила, которая поднимает ее над остальными людьми и позволяет уверенно входить в эту палату и держать за руку уродца.
Это любовь в чистом виде, подавляющая боль в его душе, пронзающая насквозь, пронизывающая каждую клеточку его умирающего тела. Он уже потерял слишком много, он больше не может воспринимать ее как мужчина женщину. Теперь она для него высшее существо, поэтому любовь к ней тоже другая. Вечная. Безусловная. Он чувствует: он будет любить ее до конца жизни, что бы ни произошло, какой бы она ни оказалась. Даже если она станет демоном, отнимающим тысячи невинных жизней, он все равно останется на ее стороне, у ее ног, как верный пес.
Зачем думать об этом – о том, чего не будет? Он умрет, она останется. Но она позволяет ему чувствовать хоть что-то, кроме боли и страданий, перед смертью. Он держится за эту любовь, как за последнюю нить, связывающую его с миром людей. Из его глаз, почти бесполезных, катятся раскаленные слезы, обжигающие рваную кожу на лице. Он не хочет уходить вот так, ему нужно так много сказать ей, хотя бы признаться – а приходится мириться с вынужденным молчанием.
Люблю тебя… Люблю… Не уходи, будь со мной, а лучше – убей меня!
Он хочет принять смерть из ее рук, это было бы величайшим подарком для него. Но она этого не сделает, он уже знает и принимает ее решение со смирением того, кто любит.
– Они мне тут хвастали, сколько обезболивающего тебе дают, идиоты эти! – горько смеется она. – Видно, что ни хрена не понимают. Мне жаль, что тебе приходится терпеть их. Но долго это не продлится.
Она очень бережено, чтобы не поранить, сжимает его руку. Как будто они старые друзья и оба знают значение этого жеста. Он чувствует, как в его усталой душе появляются первые искры надежды. Долго не продлится? Неужели – всё? Не нужно больше терпеть, его смерть показалась на горизонте, они знают день и час?
