Реквием одной осени - страница 12

Он очень добрый. Слишком. Я даже не знаю, как он на руководящую должность попал…

Он много раз покрывал мои опоздания и даже отсутствия по причине болезни (да-да, похмелья; а как вы догадались?).

Но сегодня, видимо, край…

Прибыв в кабинет «самого» креативного человека в мире, первым, на что я натыкаюсь, является его уничтожающий взгляд. Вторым – крик:

– Ты в своём уме, Кржевицкий?

– Иногда, кажется, что нет. А Вы тоже заметили?

– Ты что себе позволяешь? Это что такое? – вопрошает директор, сотрясая воздух моей рукописью и разгоняя по всему кабинету аромат своего «Хуго Босс». – Ты и вправду считаешь, что реклама йогурта должна начинаться с вида немецкой деревушки, по улочке которой бодро шагает молодая фрейлейн?

– Ну да. Доярка. Идёт на ферму. Натуральный продукт ведь.

– А оператор крупным планом должен сделать акцент на её, как здесь написано, «больших и упругих сиськах, мерно покачивающихся в такт её бодрым приплясывающим шагам»?

– Вообще, это пометка для уже режиссёрского сценария. А в целом, да. Молочный продукт же.

– Ты псих, Кржевицкий. Ты болен. Ты опасен для нашей репутации. Ты уволен.

Я давно провоцировал этот момент, и теперь не удивлён, и не ошарашен. Лишь спрашиваю:

– А как же дети?

– Какие ещё дети, Кржевицкий?

– Ну, дети, рано оторванные от груди?

– Пошёл вон! – кричит «главный» творец питерской рекламы и, запустив в меня рукописью, добавляет. – Через полчаса в бухгалтерию за расчётом, и чтобы я имени твоего больше не слышал!

– Боюсь, что столь огромной радости я Вам не доставлю. А за радостями поменьше, Вы тоже можете зайти в бухгалтерию. Оксана всегда готова и ждёт…

Ксанка – чёрная дыра нашей конторы. Она всегда что-то теряет: деньги, ключи, документы рабочие и личные. По праздникам – совесть. Человек – беда. Человек – праздник. Человек? Да не, просто женщина. Довольно миловидная, хоть и ничего особенного. Не замужем и никогда не была. С претензией, и цену себе знает (завышенную, конечно). В бухгалтерии она работала не всегда. Начинала помощником менеджера по подбору персонала. Вот интересно, на кой там помощник, если и так ни хера не делают, кроме как глупые вопросы людям задают? Потом сама стала менеджером, откуда и была переведена в бухгалтерию по причине неразвитости коммуникативных навыков (бинго! вы снова угадали, что с языком у неё всё в порядке, только заточен он под другое, что и стало второй причиной перевода, когда об этом прознал директор). С тех пор весёлая и заводная растеряша, до того доступная всем и каждому, стала персоной неприкосновенной (тут-то её ценник и подрос). Все об этом знали, но вслух помалкивали, чем нешуточно раздували её гордость. Я же её никогда не любил по причине ущемлённого самолюбия: она единственная, с кем у меня не получилось, а проще говоря – не встал.

Выказав свою осведомлённость о личной жизни женатого директора, и подмигнув ему на прощание, я в последний раз иду по бордовому ковру бежевого коридора, стены которого увешаны чёрно-белыми фотографиями, сделанными мною на мой старенький «Зенит-Е».

Получив расчёт – неплохая, кстати, сумма вышла: почти целый месяц плюс отпускные за два года – прощаюсь с командором, единственным здесь порядочным человеком, и, махнув на прощание всем остальным, я сажусь в свой «Ситроен».

Насчёт того, что делать дальше, ясности нет. Можно выпить. Ну а что, завтра же не на работу. Послезавтра, кстати, тоже. Хотя, когда меня это останавливало? Можно уехать куда-нибудь, как тогда, два года назад, когда уволившись из газеты, рванул в неизвестность. Эх, два года, два года…