«О, Господа мои!
Прошу прощенья,
Что смею отвлекать вас в тот момент,
Когда вы с потрясающим стремленьем,
В котором вам никто не конкурент,
Вершите судьбы театра и артистов!
И даже я, признаться, поражён,
Насколько вы всё делаете чисто,
Со знаньем дела, публики, имён!
Как много сделали вы, право, для Карлотты,
Для маленькой Жамме, Ла Сорелли!
Какие подарили им высоты!
Да только все таланты отмели.
Карлотта, эта мартовская кошка…
Не покидать бы ей вообще кафе Жакен
Вы в ней ошиблись, господа, немножко…
Ла Сорелли – красивый манекен,
Успех – за счёт лишь тела. Да, прекрасно
Но – где душа? Увы. Ну а Жамме —
Та как телёнок в башмачках атласных.
По сцене скачет – будто по траве.
А вот Дае… С какой же вы заботой
Лишив чуть ли не всех больших ролей,
Ревниво её гений бережёте!
Согласен – в театре нет её ценней.
Что ж, Зибеля исполнит пусть певица,
Раз Маргарита ей пока запрещена…
Да, к стати. Вы могли б подсуетиться,
Чтоб ложа мне была возращена?
Признаться, я немало был расстроен,
Что продан на неё абонемент…
И, чтобы я оставил вас в покое,
Советую уладить сей момент.
Я недоволен вашей выходкой, но всё же
Так не люблю скандалов я и сцен…
Но начинать знакомство с кражи ложи —
Вы знаете, не вежливо совсем.
Надеюсь, это недоразуменье
Тот час же будет вами решено.
Иначе – ждите гнева привиденья.
Удачи. С уваженьем,
Ваш П. О.
