Реквием по Европе - страница 13

Историки часто вспоминают легендарное уничтожение китайского военного флота под командованием адмирала Чжэн Хэ, когда при императоре Юнлэ великолепные мощные корабли были затоплены или брошены гнить в ветшающих гаванях. Отвлекся ли Пекин на другие войны, или то было сознательное неприятие Срединной империей всего остального мира? Незадолго до того, как Китай отказался от океанских плаваний, моря стали осваивать немногочисленные мореходы из итальянских городов-государств наподобие Генуи или Венеции или из крохотных стран вроде Португалии и Голландии. Отныне мир принадлежал им. Английский мореплаватель и политик Уолтер Рэли (1552–1618) одним из первых сформулировал новую доктрину: «Кто владеет морем, владеет торговлей, а тот, кто правит мировой торговлей, у того все богатства мира, а следовательно, и весь мир» («…whosoever commands the sea commands the trade, whosoever commands the trade of the world commands the riches of the world, and consequently the world itself»). И речь тут не только о военных кораблях. Контейнеровозы, которые первыми стали использовать европейские и американские фирмы, заложили в 1960-е гг. основу современной глобализации. А теперь они принадлежат китайским компаниям, которые контролируют порядка 90 процентов рынка контейнерных перевозок.

До этого мировую торговлю и центры влияния определяло военно-морское превосходство европейцев. Германия опоздала к началу гонки за ресурсами и включилась в нее лишь с 1870-х гг., но после поражения в 1918 г. была вынуждена снова из нее выйти. Раздробленная Германия, образованная по федеративному принципу, никогда не имела глобального влияния. Мировое лидерство в экспорте – просто цифры, с 1945 г. она не могла конкурировать за идеи с другими действительно влиятельными странами. Из-за отсутствия дипломатических традиций в Германии всегда преобладало провинциальное мышление. Эталоном национальной идентичности стала немецкая марка. Она стала проводником влияния, поскольку марка была параллельной валютой в бывшей Югославии, а после ее распада способствовала поддержанию идентичности, ведь немецкий язык и литература уже давно утратили эту функцию. Германия не была культурной державой, сопоставимой с Францией, и не располагала внушающим восхищение наследием; напротив, после 1945 г. сознание многих немцев рухнуло под бременем истории.

Благодаря колониализму другие страны, например, маленькие соседки Германии Голландия и Бельгия, завоевали уважение во всем мире и уверенно участвовали в решении глобальных политических вопросов; в советах ЕС это чувствуется и сегодня. Немцы эмигрировали или восстанавливали разрушенную родину, такие выдающиеся личности, как Ганс-Дитрих Геншер или Гельмут Шмидт, сидели за одним столом с великими современниками. В остальном же Германия была занята главным образом собой. В условиях коллективного страха перед изменением климата все большую популярность приобретают концепции полного самоограничения. Отгородившись иллюзорным забором из солнечных батарей на крыше, велосипедами и экологически чистыми овощами, миллионы немцев и австрийцев верят, что самообеспечение возможно. Они намеренно не замечают, что киберпространство также требует надежного энергоснабжения и что электрические велосипеды делают из материалов, которые в Германии не производятся. Общества во Франции и Великобритании совершенно иные. Они по-разному относятся к техническим достижениям, например, к атомной энергии. Колониальное наследие играет в этом не меньшую роль, чем многие другие главы истории.