– Посмотрим…
Открылась дверь. Вовнутрь ворвался свежий, прохладный воздух и шум аэродрома. Подогнали облезлый, покосившийся трап, и я первый выскочил на землю и огляделся.
Поодаль стояла, как мне показалась, даже слишком большая толпа афганцев, встречающих своих близких и родственников. Подойти ближе к самолёту они пока не решались. Подкатил закрытый новенький ГАЗ-66. Из кузова выскочили человек десять бойцов спецназа, а из кабины вышел худощавый высокий капитан. Волосы хоть и коротко стрижены, но было видно, что они огненно-рыжего цвета.
– Николай? – спросил я его.
На меня он посмотрел холодно и неприветливо. Да и в той одежде, про которую я забыл, я никак не должен был заинтересовать его. В чисто гражданской одежде здесь люди не котировались, а я был в джинсах и лёгкой чёрной куртке советского производства. Ещё раз подозрительно оглядев меня, даже не поздоровавшись, капитан спросил:
– Где Скорый?!
– Наверху, внутри…
Капитан, легко прыгая через две ступеньки, вбежал по трапу. Бойцы тем временем окружили самолёт кольцом и взяли автоматы наизготовку. Из салона показалась сосредоточенная физиономия рыжего спецназовца. Он показал два пальца, ткнув в двух солдат, и махнул рукой, приглашая подняться. Солдаты взлетели по трапу вверх и тоже скрылись в салоне.
Через несколько минут, когда спецназовец и Юра спустились, мы познакомились.
– Командир роты… Спецназ ГРУ, – проговорил Юра, обращаясь ко мне, зачем-то разделяя фразы.
– Николай, – протянув мне жёсткую ладонь, представился рыжий. – Всем, чем можем… – Он широко раскинул руки и добавил: – Поможем!
– Самое важное для нас, что именно сейчас вы рядом… Спасибо!
– Ну а как же по-другому, братья-славяне?
На трапе появились первые пассажиры и медленно начали спускаться на поле. Кто-то, увидев внизу знакомых, замахал рукой. Кто-то молча и сосредоточенно шёл, глядя под ноги.
Толпа приезжих и встречающих смешалась.
– Всё! – с облегчением сказал я.
– Как всё? – с сожалением заговорил рыжий капитан. – А повоевать? Что, никого не арестуем? Жаль… Ещё КГБ называется… Мы с Юрой улыбались во все зубы, нам было так хорошо, что даже не хотелось подшучивать над встретившим нас Николаем.
– Нет! – глядя на наши физиономии и не веря нашему молчанию, тоже заулыбался спецназовец. – Что-то не так… Продолжение какое-то будет? Мы зачем сюда припёрлись?
– Коль, – заговорил с ним Юра, – действительно, всё. И то, что вы здесь, это очень важно… Всё будет происходить там, вон в той толпе, – и показал на перемешавшуюся группу прилетевших и встречающих.
И на самом деле – в толпе произошла ссора. Громко кричали друг на друга и даже начали хлестать одного из мужчин по щекам. К дерущимся подскочили военные афганцы и, заломив руки одному из них, с опаской поглядывая на русских солдат, потащили к машине. Мы не вмешивались. Только наш Михаил Сергеевич вместе с переводчиком, внутри этой азиатской массы, пытался примирить конфликтующих.
– Эй, «каскадёры»! – заорал с трапа один из лётчиков. – Мы готовы. Надо лететь…
Попрощавшись со спецназовцами, мы с печалью посмотрели на окружённого афганцами Михаила Сергеевича – ему оставаться здесь ещё надолго – и стали подниматься по трапу. Юра, на всякий случай, послал к нему на помощь капитана.
– Николай! – закричал ему Юра. – Поддержите полковника… Хороший мужик!
– Не беспокойся. Всё будет «якши»![13]
Уже наверху, около двери, мы увидели Скорика, бегущего к нам. Он на время оставил местных, чтобы попрощаться. Встретились на середине трапа. Обнялись. Крепко, по-братски, как будто были очень близкими и родными людьми. На прощанье сказав друг другу: «Бог даст, свидимся!», – побежали по раскачивающемуся трапу в разные стороны…
