Рельсы на небеса - страница 9



Радостно-ожидающее настроение сменилось досадой на собственную глупость. До отправления поезда осталось десять минут. Я схватила пакет и решительно пошла на перрон. Я не сердилась на мужчину, что он оказался таким недогадливым, а удивлялась самой себе. Ну, сколько можно? Вечно я воображаю себе какое-то развитие событий, продумаю слова, интонации, поступки, все распишу, как в театре, до мельчайших подробностей, а когда в жизни все получается совсем не так, или вообще ничего не случается из моих мечтаний, расстраиваюсь. Хорошо хоть на людей не злюсь за то, что они не сделали или не сказали именно то, что я им придумала. Ну конечно, если бы еще и на людей злилась – то была бы не просто дурочкой-мечтательницей, а шизофреничкой. Слава богу, до этого еще не дошло. Но если и дальше буду фантазировать, то скоро свихнусь совсем.

Пожилая проводница, проверив мой билет, равнодушно сообщила, что у меня семнадцатое место, и отвернулась к стоящей рядом с ней проводнице соседнего вагона. А я, оглянувшись еще раз – «никого нет», прошла в полутемный вагон. Пассажиров было не очень много, боковые места почти нигде не заняты, и вообще оставалось много свободных мест. Еще бы: середина недели, дополнительный поезд… Вот и мое место. На соседней полке сидел какой-то парень, уставившись в окно.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я.

– Добрый, – невнятно пробурчал он в ответ.

Вот интересно, почему в наших поездах при посадке свет не включают? Каждый раз я этому удивляюсь. Вот тронется поезд – врубят свет на полную мощность, и до одиннадцати он будет гореть, хотя в поезде большинство пассажиров укладываются спать сразу после десяти. И вот весь вагон спит при ярком свете. А при посадке – полумрак, даже не разглядеть попутчиков.

Я сняла куртку, уложила пакет под сиденье и уселась около окна. Мне был хорошо виден перрон, почти под каждым окном кто-то стоял, смешно размахивая руками, подавая непонятные знаки и пытаясь что-то сказать. Провожающие. Им, наверное, не очень уютно – на улице сыро и как-то промозгло, но почти никто не уходил. И Андрей мог бы стоять так же… Я вздохнула. Раз уж так хотела, чтобы он пришел, то могла бы ему об этом сказать. Чуть заметный толчок, и в вагоне ярко вспыхнул свет. Машинально я зажмурила глаза и откинулась назад, под тень опущенной верхней полки. Поехали.

– Будешь?

Я открыла глаза. Парень, мой сосед, смотрел на меня, а на столе стояли две бутылки какого-то импортного пива.

– Нет, спасибо, – еще чего не хватало!

Вслух я, естественно, сказала только первую часть фразы, ту, где «нет, спасибо».

– Может, чего покрепче? У меня есть.

Он что, издевается надо мной? Я внимательно посмотрела на попутчика: ну да, усмехается, и глаза вон как горят, наверняка уже «принял на грудь». Так, кажется, это называется.

– Нет, спасибо, ничего не хочу, – я старалась говорить вежливо, но твердо. Я читала где-то, что с пьяными лучше не спорить, не переубеждать их, не отмалчиваться, чтобы не злить, но и не вступать в долгие разговоры.

– Да я не пьян, ты не бойся, детка.

Кажется, мне достался «веселый» попутчик. И главное, больше в нашем купе, вернее, в нашем отсеке, никого не было даже на боковых местах, чтобы хоть переключить его внимание на кого-то другого. Ну, ничего, сейчас проводница соберет билеты, принесет белье, и я лягу спать. Переживу как-нибудь эту ночь. Всего одна ночь.