– Приглашали, отче, – не стал отпираться де Креньян. – Роды обещали быть тяжёлыми, и я счёл возможным попросить тётку Клодину о помощи.
Настоятель поджал тонкие губы, высокий лоб прорезали морщины, взгляд ощутимо потяжелел.
– Не к лицу благородному прибегать к услугам ведуньи, сын мой, – процедил он с едва скрытой угрозой. – Почему меня не позвали? Триединый благоволит к своей пастве, а я провозвестник его. Елеосвящение гораздо действеннее всякой запретной ворожбы. Или ты сомневаешься в силах Господних, несчастный?
В воздухе запахло грозой, и хозяин поместья внутренне обмер. Неужели всё-таки его вчерашний поступок открылся?
– Ни в коей мере, святой отец. Моя вера в Триединого крепка как никогда. Просто вас по пустякам не хотел беспокоить, – заверил его де Креньян, стараясь говорить твёрдо, а смотреть прямо.
– Рождение слуги Господа не пустяки, хорошенько это запомни, сын мой! – Отец Онезим назидательно поднял указательный перст. – Тем более если этот слуга из благородного рода.
Пока де Креньян соображал, что ответить, клирик неожиданно сменил гнев на милость.
– Ну да ладно, не вижу здесь большого греха, – заявил он внезапно подобревшим тоном. – Клодина, хоть и ведунья, но службы посещает исправно, и в подношениях служителям Господа не скупится. Добрая дочь церкви и до сих пор ни в чём дурном не замечена. Можжевеловое дерево угодно Господу, а взвар с мятой и чабрецом я и сам люблю отведать, особенно с цветочным медком.
Клирик выжидательно посмотрел де Креньяну в глаза, и тот его понял правильно. Причём с большим облегчением.
– Симонет! – гаркнул хозяин усадьбы.
– Да несу уже, несу, – тут же послышался ворчливый ответ и следом недовольное бурчание. – Гоняете старую женщину почём зря.
Кухарка, как всегда, подслушивала, но так даже лучше вышло – быстрее незваного гостя спровадят.
Симонет принесла перевязанный тряпицей горшочек, сунула тот святому отцу, да так и осталась стоять, вперившись в него недобрым взглядом и скрестив руки на пышной груди.
– Спаси вас Господь, дети мои, – благословил обоих священник и степенно удалился, бросив напоследок через плечо: – А с крещением не затягивайте, сын мой, буду вас ждать с нетерпением.
Симонет повременила, пока клирик отойдёт подальше, смачно плюнула ему вслед и с треском захлопнула дверь.
– И как только такого лю-каркуля мать-земля носит? – ворчала она, пока возвращалась на кухню. – Мёд он цветочный любит! А что он не любит, проглот? И как в него влезает-то столько? Тьфу, пропади ты пропадом!
* * *
Де Креньян устало выдохнул и утёр вспотевший лоб рукавом – на этот раз обошлось. А ведь он уже думал, что Триединый прислал своего провозвестника с наказанием. Но отец Онезим, как всегда, просто заглянул за дармовщинкой. И впрямь, как его Триединый терпит? Или Господь не такой уж всеведущий, как толкуют священники?
Де Креньян поспешно отогнал крамольные мысли, привычно перекрестился и задержал взгляд на символе веры…
А ведь он застал времена, когда вместо бесполезного куска полированного дуба здесь висел щит с гербом его рода. А на стенах среди голов оленей, лосей и вепрей было полно символов рыцарской доблести предков. Мечи, секиры, булавы. Доспехи, добытые в боях. Но их ещё при отце сняли. Головы животных, правда, остались, но сейчас и охота уже не такая. Раньше это целое событие было. Торжественный ритуал в честь Сейшамни Левтисикай. Богиню охоты просили об удаче и благодарили кровью добытого зверя. Да и звери сейчас не чета нынешним… Взять хотя бы того сохатого с рогами почти на половину стены. Эх, были же времена…
