* * *
В переулок сунулся чернорясник с угрястым крысиным лицом. Если уточнить – инквизитор, если совсем уточнить – экзекутор. Понимающий определил бы это по алой верёвке-поясу и массивному кресту с рукоятью красного дерева. Символ веры. Но это для простецов символ, на деле крест был оружием. Страшным в умелых руках.
Похоже, этот святой брат из молодых. Бывалый бы себя так не вёл.
– Ты Блез? – грубо спросил он у Бородача.
– А даже если так, то что? – нагло усмехнулся тот в ответ.
Экзекутор раздражённо дёрнул щекой и обшарил каждого цепким взглядом. Потом осмотрел переулочек, понял, что никого больше нет, и скривил недовольную мину.
– Почему вас так мало?
– Мало?! Да ладно! – Блез издевательски расхохотался и взлетел в седло. – Слышал, Ренард? Мало ему! Слышь, востроносый, ты и этого не унесёшь!
– Несущий Слово… – надменно подбоченился инквизитор.
– Ты не Несущий Слово! – оборвал его Ренард и последовал примеру товарища.
Обстановка накалялась – за спиной крысомордого появились ещё пятеро братьев. Храмовые бойцы, если зрение не изменяет. А эти, несмотря на свой сан, охочи помахать и кулаками, и боевым железом.
Приятное возбуждение пробежало по жилам Ренарда. Добрая драка – что может быть лучше? Только драка с полной уверенностью в победе! Триал Псов Господних без труда разнесёт эскадрон тяжёлой конницы, а пехоты – до сотни. И это самый завалящий триал. А уж о нём с Бородатым даже среди Псов легенды ходили. Недоумок бы знал или хотя бы вспомнил, если б спесь мозги не туманила.
А «недоумок» меж тем продолжал гнуть свою линию:
– Я пожалуюсь комтуру, и вас посадят в подвал. На хлеб и воду.
От угрозы экзекутора Ренард рассмеялся в голос, а Блез взбеленился:
– Ну и чем ты будешь жаловаться, крысёныш, если я тебе сейчас язык отрежу?! – рявкнул он, горяча своего Тифона.
Экзекутор нахохлился, сжался и поудобнее перехватил крест. Подручные повторили его движение в точности, рассредотачиваясь широким клином у него за спиной.
Безмозглые дураки.
Блез громко хлопнул забралом и потащил из петли секиру – её широкое лезвие уже полыхало голубым сиянием. Ренард хищно оскалился – ну всё, готовьтесь встречать Анку и Семерых – и дал шенкелей Чаду, направив его на противника.
Ещё миг – и стоптал бы…
– Спокойнее, дети мои, спокойнее.
Сказано было тихо, но даже боевые жеребцы Псов присели на задние ноги и присмирели. К месту несостоявшейся битвы приближался невзрачный пожилой мужчина в потрёпанной серой рясе. Отец Абсолон, Несущий Слово. Один из трёх во всей инквизиции.
– Успокойся, брат Гаэтан. Это добрые сыновья святой церкви. Не стоит проливать их кровь.
«Это кто ещё чью прольёт», – про себя усмехнулся Ренард, но случайно пересёкся взглядом с Несущим, и усмешка сползла с его лица. В глазах церковника стыл синий лёд. А голос – как у доброго дядюшки. У Ренарда даже мурашки по спине пробежали.
Святой отец меж тем обратился к Блезу, безошибочно определив в нём старшего:
– Если не ошибаюсь, это ты усмирил Башахауна Орлинского леса, сын мой?
Бородач смущённо кивнул. Ему польстило, что столь высокопоставленная персона в курсе его личных подвигов. Церковник перевёл взгляд на Ренарда:
– А ты в одиночку схватился с одним из Семерых и поверг его в геенну огненную?
Пришла очередь опускать взгляд Ренарду – было такое.
– Принеси извинения, брат Гаэтан. Комтур проявил к нам небывалое уважение, отрядив этих могучих воинов для нашего сопровождения, – повелел отец Абсолон.
