А знаешь ли ты, Рольф, что монохромная картинка, складывающаяся из нервных импульсов мозга, прерывается на доли секунды изображением из памяти собаки. Это напоминает сублиминальный эффект 25 кадра. Иногда на нём появлялась и я, но чаще всего отец, именно он провёл с ним последние годы жизни.
Так что, мой друг, выбор был предопределён, даже если бы ты не умел петь йодль и печь вкусные штрудели, – Мария поднялась и вернулась за компьютер. – Собирайся, Рольф. Я всё решила, это мой грех, мне за него и отвечать. Я – Козерог, если что-то задумала, рога сломаю, но стену разрушу.
– Козерог – это наши альпийские косули? Никогда не слышал о таких животных.
– Твои косули – девочки по сравнению с моим знаком.
– Тогда кони? Ты похожа на белогривого хафлингера, – лицо Рольфа расплылось в широченной улыбке. Помощник казался довольным собой, подыскав подходящее для Марии сравнение.
– Приедешь в Москву и скажешь об этом первой встречной красотке. Уверена, что огребёшь знатную оплеуху, – грустно пошутила она, просматривая расписание рейсов на Москву. – Запомни, дружок, в России сравнивать девушку с лошадью с некоторых пор означает обидеть её. И хватит болтать, через два часа тебе надо быть в аэропорту.
Мария держалась до последнего, но лишь только за Рольфом закрылась дверь, она дала волю чувствам, катаясь по ковру и тихо воя от неизбывного чувства расставания и потери. Белый квадрат окна огромным кубом переваливался над ней, что казалось, ещё немного и он рухнет, вминая в пол и унося вниз сквозь плиты перекрытия все окружающие предметы, оставляя на месте её измученное горем тело. Мария молила забрать её туда, в разверзнувшуюся пропасть, от близости которой кружилась голова, но островок тверди с лежащим на нём беспомощным невесомым телом был незыблем и несокрушим.
Она не помнила сколько времени пролежала на полу, поджав колени к груди и скуля: «Папа прости». Трель телефонного звонка выдернула её из небытия.
– Всё, – Мария поднялась, постояла без движения некоторое время. Отданный самой себе приказ разбежался по телу юркими цветными змейками, спешащими выполнить ответственные поручения. Она подошла к окну: серый унылый вид холодных каменных стен домов напротив, вымоченных дождём, одинокие фигурки людей, ссутулившихся под непогодой, и лужи на булыжной мостовой, безобразные в своей бесформенности, – всё погружало в безысходность и тоску. Выуженный из шкафа халат с пушистыми пальмами на зелёном фоне и яркими апельсинами – то, что надо для декорации уличной безнадёги. Мария забралась на стул, драпируя оконный проём предметом летнего отпускного гардероба: «Дорогой мой человек, ты никогда не был в этих широтах, и я уверенна, что созданное мной, тебе должно непременно понравиться. Но сначала я должна поверить в это сама!»
Комната озарилась светом всех ламп и светильников, аудиодека выдала нечто латиноамериканское похожее на серебряную самбу, плавно переходящую в зажигательное мамбо.
Мария вернулась за компьютер, поколдовала с плоской пластиковой консолью, подключая её к многочисленным проводам, торчащим из толстого, похожего на удава, жгута. Вспыхнули многочисленные радужные огни, осветившие терминал цветной иллюминацией так, что ей пришлось убавить контрастность, экран монитора озарился голубым в ожидании загрузки программы.
– Система к работе готова, – равнодушие голосового помощника всегда успокаивало её, но не в этот раз.
