– Да, конечно, – обрадовался собеседник. – Я готов вам помочь.
Владимир Вениаминович потянулся к «дипломату» и, открыв его, достал несколько снимков. Взглянув на фотографии, он передал их мне.
– Несколько рабочих снимков из коллекции, – пояснил Владимир Вениаминович. – Здесь как раз изображен тот кубок. Видите, Ольга Юрьевна, толщина его стенок не превышает и одного миллиметра. Очень тонкая ювелирная работа гравера!
– А каковы размеры кубка? – уточнила я.
– Высота его – двадцать семь сантиметров, а диаметр основания – одиннадцать, – ответил Владимир Вениаминович. – Обратите внимание на саму роспись. Как правило, при гравировке кубков используются сюжетные или же предметные картины. Здесь же Куницин предпочел ограничиться узорами.
– Может быть, у них есть своя символика? – предположила я.
– Вы знаете, Ольга Юрьевна, я занимался расшифровкой этого рисунка, но ничего символического в гравировке не обнаружил. В том числе и культовой символики. По моим данным, Куницин не отличался большой религиозностью, хотя и был верующим человеком. По всей вероятности, эти узоры – плод его воображения, просто абстрактная композиция.
Я просматривала фотографии, где был заснят практически каждый сантиметр поверхности кубка. На одной из фотографий я обнаружила изящно выгравированные буквы «к» и «н», почти еле заметные среди витиеватых узоров.
– Вензель мастера? – уточнила я у собеседника.
– Да, конечно, – поддержал меня Владимир Вениаминович. – Эти буквы как знак автора очень часто используются, так как с этих букв начинаются многие фамилии и имена. Куницин украшал свой множеством завитков, характерных только для него.
– А как вы сами оцениваете стоимость похищенного? – спросила я, немного смутившись, так как понимала, что для коллекционера любой его экспонат является бесценным.
– Если не брать в расчет, что кубок сделан в восемнадцатом веке, то стоимость его не так велика – около трех тысяч долларов, – ответил Владимир Вениаминович. – Авторство кубка не увеличивает его стоимости. Никто из знаменитых особ, имена которых дошли до наших дней, не пользовался этим кубком, поэтому и это тоже не может стать причиной повышения его цены.
Просмотрев остальные фотографии и не найдя больше ничего заслуживающего внимания, я отдала их Владимиру Вениаминовичу, оставив себе только одну – с кубком.
– А еще какие-нибудь работы Куницина вам известны? – поинтересовалась я.
– Та-ак, – задумчиво протянул Владимир Вениаминович. – Колье… Затем кубок… По-моему, где-то у одного английского коллекционера хранится перстень самого Куницина, но точно не знаю. По крайней мере, я заметил его на одной из его выставок. Может быть, он его сейчас и поменял на нечто более ценное… Еще есть у одного нашего соотечественника два-три браслета работы этого автора, но я не знаю, у кого… Да, еще серьги из набора с колье тоже где-то…
– Значит, ни один ваш знакомый коллекционер не имеет его произведений? – уточнила я.
– Нет, – твердо сказал Владимир Вениаминович.
– А кому, по вашему мнению, могут понадобиться работы Куницина?
– Боюсь даже предположить что-то, так как могу повести вас по неверному следу, – ответил Владимир Вениаминович. – Нет, не знаю!
В кабинете воцарилось молчание, тема разговора исчерпалась. Все, что мне было интересно, я узнала, а выслушивать еще одну лекцию по ювелирному делу у меня не было охоты. Пауза затянулась, но тишину нарушил голос Климачева.
