– Шаман! – услышала я сдавленный, полный ужаса шепот Оники. Девчонка тут же получила весьма ощутимый тычок между лопатками и испуганно сжавшись, втянула голову в плечи.
Площадку, где как я поняла, будет проводиться ритуал, мало-помалу окружали зрители, среди которых я заметила Тандра и его помощника Грума. Они стояли в первых рядах, а от улыбки вождя, больше похожей на голодный оскал, мне стало совсем тоскливо.
«Мля, да он же меня на части порвет!» – пронеслась в голове паническая мысль, от которой захотелось совершить какую-нибудь глупость: пнуть треножник, напороться на узкое волнообразное лезвие орчьей сабли, смачно плюнуть шаману в лицо…
Да вот только я, как это ни глупо или трусливо прозвучит, все еще слишком хочу жить, даже не смотря на то, какая именно жизнь мне уготована. Я не герой, и никогда им не была. Вот мой муж за номером два, тот как раз относился к той категории людей, которые раз в месяц сдают кровь в донорском центре, жертвуют часть зарплаты в различные благотворительные фонды, бросаются в горящий дом, чтобы вытащить оттуда орущего котенка… Мое терпение лопнуло, когда этот добрый самаритянин привел в наш дом бомжа, заявив, что почтенный Валерий Павлович пока что поживет у нас. Опухший от постоянного пьянства Валерий Павлович выразил свое почтение тем, что тут же заблевал в прихожей новый дорогущий ковер, чем запустил процесс превращения милой интеллигентной женщины в разъяренного Халка. Ночевал в ту ночь мой муженек в гостиничном номере, а уж на пару с Валерием Павловичем или в гордом одиночестве, не знаю и знать не хочу.
Так что, глупых поступков пока делать не буду – все-таки умереть можно только один раз и навсегда, а это друзья мои, очень страшно.
Шаман тем временем воздел руки к звездному небу, и речитативом заголосил какую-то тарабарщину: то ли молился, то ли матерился – непонятно.
Нас с девчонками заставили опуститься на колени, а я могла на это лишь в бессильной ярости скрипнуть зубами. Почему-то вспомнился слоган из сериала «Спартак»: лучше умереть стоя, чем жить на коленях! Тряхнула головой, отгоняя неуместные мысли. Нет уж, мы еще побарахтаемся! Может, конечно, я сейчас совершаю самую большую ошибку, и после нескольких дней в наложницах у Тандра я буду мечтать о смерти как о величайшем благе, но в данный момент, желание жизни вдруг стало еще острее. Поэтму идею самоубийства, пожалуй, отложу до худших времен.
Задумавшись, я не сразу заметила, что речь шамана стихла, и тот повелительно махнул рукой кому-то в толпе. Народ тут же расступился, освобождая дорогу двум дюжим оркам, которые тащили под руки обессиленного, заросшего неопрятной бородой мужчину, в одних лишь грязнющих подштанниках некогда белого цвета. Мужчина так низко опустил голову, что невозможно было определить, находится ли он без сознания, или просто ослаб настолько, что не может держаться прямо. Босые ноги волочились по земле, оставляя за собой неглубокую бороздку.
Мужчину подтащили к треножнику, и один из конвоиров дернул его за волосы на затылке, вынуждая поднять голову. Тогда я смогла увидеть его глаза: пустые, ничего не выражающие, словно у искусно сделанной, но бездушной куклы.
Шаман вновь бросил несколько непонятных отрывистых фраз, и отстегнув от пояса штанов длинный нож, одним быстрым уверенным движением перерезал пленнику горло. Кто-то из девочек закричал, причем так отчаянно, словно это именно их шею, только что рассекла заточенная сталь.
