Строительство города и железной дороги началось в сентябре 1915 года. Работы велись поспешно и порой кустарными способами. В частности, строительство железной дороги сопрягалось с чрезвычайными трудностями. 25 процентов линии пришлось прокладывать по болотистой местности, при этом возникали серьезные технические проблемы, связанные с постоянно замерзающим грунтом. Во избежание еще большего процента заболоченного основания линии, 40 процентов дороги пришлось прокладывать в обход. Водные пути, которые предстояло пересечь, казались бесчисленными: уже после завершения работ выяснилось, что на каждые 1000 ярдов путей приходилось 16 ярдов мостов. Следует также учесть, что эти задачи решались долгой арктической ночью в то время, когда обеспечение мобильным электрическим освещением было невозможным. Рабочую силу, продовольствие и фураж для тягловых животных приходилось завозить с расстояния в сотни миль. Несмотря на эти препятствия, к весне 1917 года линия была доведена до такой степени, что стало возможным осуществлять ограниченное движение транспорта по непрочной, извилистой единственной колее. Этому достижению сопутствовало завершение строительства жилья и портовых сооружений на новой конечной станции на берегу, пусть и построенных в значительной степени из «подножного» сырья, но достаточных для того, чтобы сделать возможной погрузку и разгрузку океанских судов в скромных масштабах и осуществлять переброску грузов вглубь страны и обратно.
Нельзя сказать, что Мурманск 1917–1918 годов был привлекательным местом. Расположенный почти на самом полярном круге, на широте 69 градусов (примерно на такой же широте побережье Аляски смыкается с канадской границей), этот город наряду с близлежащим норвежским Киркенесом представлял собой самое северное из постоянных городских поселений. В то время Мурманск состоял исключительно из бревенчатых домов, деревянных бараков и складских сараев. Американцы считали, что он напоминает ранний американский лагерь лесорубов: здесь не было ни канализационной системы, ни мощеных улиц, а открытые места, как правило, оказывались заваленными строительным мусором. В течение долгой зимы эти замерзшие кучи росли все выше и выше только для того, чтобы снова растаять с наступлением поздней весенней оттепели и раствориться в песчаных трясинах, волей-неволей служивших улицами в теплое время года. Как и во всех арктических местах, в летний период здесь не заходило солнце, но воздух оставался прохладным, а небо слишком часто становилось темным от комариных туч, поднимающихся с бескрайних материковых болот.
Буквально со всех сторон ощущались отдаленность и запустение этого региона. Скалистые холмы по берегам фьорда, частично поросшие лесом недалеко от Мурманска, становились все более пустынными по мере продвижения вглубь материка. Покрытые снегом большую часть года, они оставались негостеприимным обиталищем как для зверя, так и для человека. Сами воды фьорда были глубоки и холодны – слишком холодны для купания даже в разгар лета. В устье реки, в шести милях от Мурманска, стояло древнее село Кола – бывший административный центр региона. Это маленькое поселение, выделяющееся издалека белокаменной церковью и цитаделью, сиротливо ютилось на большом бесплодном мысе, разделяющем устья двух рек, образующих фьорд в месте слияния. Кроме Колы, в радиусе сотен миль от Мурманска не существовало никакого другого человеческого сообщества. Даже море, к которому спускались стены фьорда, казалось пустым, холодным и унылым продолжением безмолвных пустошей Арктики.
