Но, упрямо глядя мне в глаза, Жером озвучил запрет хозяина на любое моё передвижение за пределами Pavillon de chasse – охотничьего домика и лужайки перед ним. И напомнил, что запрет этот действует до сих пор, а отменить его может только мсье Астор. Муж не любил Маритт...
Так что все мои надежды на светлое будущее были связаны с младшим дю Белли. Только с его приездом что-то сдвинулось бы с мертвой точки, а для меня появилась бы хоть какая-то ясность. Впору было начинать молиться, чтобы штормов и пиратов не случилось.
Сказать, чтобы я совсем за этот год одичала, нельзя, у нас бывали разные люди – родня женщин и управляющего, работники… Но перспектива моей жизни не просматривалась с этого места от слова совсем. И отбыв очередной день, уже засыпая на набитом свежим сеном матрасе, я пыталась понять – а на фига я вообще здесь и какой в этом смысл…?
Телега в очередной раз подпрыгнула на выпирающих из земли корнях.
Резко вынырнув из воспоминаний и почти сна уже, я машинально обобрала с юбки солому и оглянулась вокруг – мы ехали по дубовому, старому и просто роскошному в своём величии лесу. Запахи – с ума сойти! И ни одной сухой веточки на земле или стволах – все подбирается, все идет в дело.
Солнце уже не прыгало в ветках над головой, не лезло в глаза и не слепило. Но они все равно болели и на виски давило - нужен был полноценный отдых. И я решила отвлечься и заодно постараться разговорить сержанта – информация нужна была, как воздух.
Уставилась ему в спину, собираясь с мыслями и заулыбалась - и не седина совсем… Скорее всего, виски темного паричка сержант присыпал мукой. Спереди совсем короткий парик почти не был заметен, а вот сзади из-под шапки выглядывали тугие завиточки. Вроде и ничего смешного, всё правильно – наголо бритый солдат вшам не интересен, а сам парик легко стирается. Но я еще не успела к ним привыкнуть - Жером не носил и прибывший из Нового Света деверь – тоже.
Тихонько окликнула мужчину:
- Мсье Гаррель, не откажите в любезности ответить на один вопрос.
- Что вы хотите знать? – не поворачивая головы, недовольно отозвался мужчина: - Скоро будем на месте и сразу пройдете в домик. Закроетесь изнутри и отоспитесь с дороги. Я велю принести еды, но из общего котла – специально готовить для вас никто не будет.
- Спасибо… если не трудно, то еще и ведро горячей воды, - предвкушала я будущие маленькие радости, - а как у вас обстоит дело с болезнями и военными действиями?
- Работы боитесь? – буркнул сержант. И тут я как-то вдруг и с облегчением поняла, что можно говорить не витийствуя, без куртуазного словоблудия - военные всегда любили прямоту и краткость. Так и ответила:
- Нет, работы я не боюсь, но хочется знать сколько ее будет и когда приступать. Те трое раненых – ваши? Ранения огнестрельные… И часто случаются стычки?
С кем – спрашивать не рискнула. Французы – воинственная нация и раньше, в нашем мире они воевали почти постоянно и в основном с Англией. Но сейчас англичане отпадали - тогда театр военных действий находился бы западнее - Нормандия, Бретань... Так кто у нас враг?
Я всегда считала, что неплохо знаю Францию - у нас ей уделялось особое внимание: язык, история, традиции, география, культура - школа была с углубленным изучением французского. А в старших классах раз в неделю на переменах мы весело картавили и гундосили только «на лягушатине» - с любезными улыбочками и прикольными ужимками-реверансами. И до недавних пор где-то на подкорке синонимами французскости для меня были галантность, любезность и обходительность.
