И так же быстро вышла... стыдно стало? А я немножко так… офигела – другим словом состояние просто не передать. Прошло какое-то время, пока вышла из ступора. Понять ее как-то не так было бы трудно. И я мысленно отмахнулась, списав все на странное поведение в принципе не совсем адекватной Нуцы. Злилась... она что-то там надумала в припадке ревности, и что теперь…? Да пошла она со своими фантазиями!
А ночью, опять мучаясь бессонницей, как-то все сопоставила и нашла в её словах логику. И кажется, начала что-то понимать. Или нет? Страшно было даже думать в эту сторону, но вспоминалось то одно, то другое… что делало её домыслы не такими и дикими.
Почему он вообще приснился мне сейчас - в этой телеге, на слежавшейся соломе? Последнее время я много о нем думала. Вспоминала уроки в операционной и заодно жалела, что не пошла тогда учиться – практика не помешала бы. Хотя, как и обещал сразу, Шония делал для меня все возможное. И даже влетел из-за этого в неприятности...
Понятно, что разрешить мне какие-то манипуляции в операционной ране, кроме удаления аспиратором крови и антисептического раствора, он не мог. Но если оставалось время и случай был несложным, разрешал шить. Не сразу… ой, далеко не сразу - только после того, как я сдала экзамен по шовному материалу и методах соединения мышц брюшины, подкожно-жировой клетчатки, кожи… Виды швов, способы вязания узлов… Просто ушить оказалось совсем не просто.
Но почти десять лет я за всем этим внимательно наблюдала. Я помнила каждое его движение и слово - сотый, тысячный раз, каждое пошаговое объяснение. И он же не только объяснял, а и находил время обсудить разные подходы и методы. И сразу же на практике доказывал преимущество выбранного им. За право ассистировать Шонии только не дрались...
О моих «успехах» каким-то образом узнал главный – бывший начальник отделения. Я и тогда не стала, и сейчас не хочу думать о том, кто из нас это мог быть? Потому что в курсе дела был только костяк бригады - четверо самых близких. Хотелось верить, что причина в беспокойстве за пациентов. Хотя любые риски были исключены, раз Шония пошел на это и решился. Это значило – он уверен на сто процентов. Нет – двести!
Все так и было. А в какой-то день нас обоих вызвали на ковер. Вначале разговор был односторонним и, мягко говоря… неконструктивным. Я вообще там была в роли статиста или немого укора. Глаз почти не поднимала и помалкивала, чтобы не сделать еще хуже.
Поджилки тряслись и сердце замирало... Серов рвал шефа на части словами и где-то в них была логика. Я понимала, что это – все! Для обоих или только для меня – вот сейчас и выяснится... Потом заговорил Шония. Старался спокойно… Но я стояла совсем рядом, нечаянно приткнувшись плечом к его руке – чтоб не так страшно. И чувствовала, как он напряжен – тронь и взорвется. Но нет, держался.
- Мы все – военнообязанные… Я руками и ногами – за мир во всем мире, Евгений Дмитриевич, но операционная сестра, просто подающая хирургу инструменты, однажды может оказаться его единственным ассистентом. Маша давно со мной, она знает и переняла мой стиль, все нетрадиционные приемы. И превосходно справилась с той работой, которую я доверил ей совершенно сознательно. Мы с ней только вдвоём могли бы провести несложную операцию… и даже без анестезиолога, я готов доказать это, - уверенно смотрел он на Серова.
