- Только я не понял – это ты радуешься или злишься? Сто раз говорил – я думаю по-русски. И не люблю, когда меня так называют. Имя Георгий редко сокращают, оно вообще не грузинское. Что еще?
- Дети должны знать родной язык, - выдохнула Нуца.
- Они знают. Я предлагал тебе выделить один день в неделю – любой выходной, и будем говорить только на грузинском. В другое время – нет. Я не хочу, чтобы у них был акцент – жить им здесь.
- С каких это пор они должны стыдиться своего акцента, если бы он и был? Они гордиться должны, что…
- Гордиться, что просто где-то родился – глупо. И хватит об этом, - сцепил руки на столе Георгий, - не желаю поднимать национальную тему. Твоя бабка говорила – когда собака лает, ей в ответ не поют колыбельную. Есть настороженное отношение, даже предубеждение и это факт. Нужно понимать это. Зачем ты снова…? Нечего предъявить, кроме недостаточного патриотизма? Честное слово, Нуца – надоело.
- Это я тебе надоела, - всхлипнула она и залпом допила вино: - Никогда не была нужна.
- Неправда, - дернулся он навстречу, - мы хорошо жили. Могли еще лучше, если бы ты не собирала сплетни в больнице.
- Если бы я не знала, считаешь – жили бы лучше? – вздернула она бровь.
- Что – ты не знала бы? Я обижал тебя когда-нибудь словом или делом? Пренебрегал тобой, не уделял внимания, прятал деньги, оскорблял, поднимал руку, повышал голос, пил, гулял?
- Да лучше б ты гулял! Я просто уехала бы, - отвернулась она.
- Ты помнишь, как мы женились, - помолчав, глухо произнёс Георгий.
- Помню. Всё я помню… - улыбнулась она сквозь слезы, - я еще раньше много слышала о тебе – разговоры… видела фото, потом вас ждали в гости. И я ждала. Увидела и пропала… - всхлипнула она.
Георгий потрясенно застыл. Поднял голову, открыл рот и... захлопнул – вспомнил как сам… Тихо спросил:
- И молчала. Почему?
- Ждала, Го… Георгий. А что – и так не видно, непонятно? Что люблю, что ревную? Твоё имя… в универе парней звали Гео, Гоги, Гоча… так теплее.
- У тебя тоже… имя, - не решился он продолжить.
- Да я его ненавижу! – махнула она рукой, - родовое, блин…
- Не важно… мелочи, - мялся мужчина, не зная, что сказать в ответ на признание. Нужно и даже хотелось что-то теплое, благодарное: - Мы поспешили тогда, вернее я поспешил, но совсем не жалею, Нуца, ни малейшего сожаления. Зачем ты узнала? И ела себя. Сколько?
- Да-а… - вспоминала она, - лет двенадцать, наверное. А ты серьёзно считаешь, что могла не узнать? Если все в курсе. Раньше или позже… раскрыли бы глаза. Ты же не особо и скрывался там, не считал нужным.
- Я никогда не давал тебе понять…
- Другие дали. А ты не дал мне того, что я ждала, - горько скривилась женщина, - а я так старалась, Гоги. А потом ты все-таки дал понять – когда нашел её… сдыхающую.
- Нуца, – мучительно сдвинул брови Георгий, - ты можешь ненавидеть меня сколько угодно...
- Да мне все равно уже! Я написала заявление на работе, отработаю еще десять дней и уеду. Отец купил мне студию в Ваке.
- Еще раз, – не понял Георгий, - ты уедешь?
- Я не кукушка, Го… - запнулась Нуца.
- Да Бог с ним! Валяй - пусть будет Гоги. Что за бред с Ваке?
- Я не кукушка! Но жить с тобой больше не могу и другого выхода просто не вижу – я очень много и долго думала. Мальчикам нужен отец, я не справлюсь с ними в переходном возрасте, особенно после развода. И тащить их туда пришлось бы силком. А мы им не так и нужны… уже сейчас важнее друзья, увлечения, девочки! И с каждым годом будем нужны все меньше. Ты - дольше, они уважают тебя, хотят в хирургию. Я буду часто приезжать...
