Наши мужики выходили на крыльцо курить, слышали эти разговоры и передавали нам.
– Это ещё что, – улыбался я. – Интересно, что они будут говорить, когда нам сруб также быстро соберут?
– Я уже и печника пригласил, – довольно улыбнулся Трофим, поглаживая свои шикарные усы.
Жаль было уезжать, но завтра всем на работу.
– В следующую субботу обязательно приедем, – пообещал я.
***
Москва.
Капитан КГБ Орешкин долго думал, что ему предпринять в отношении Анны Юрченко. В том, что импортная линия не случайно сломалась, он уже не сомневался. Он сразу заметил странные взгляды Озерова на Юрченко и догадался, что тот её подозревает.
Вот не зря он чувствовал, что будут от этой девчонки проблемы! Рано расслабился… И что делать? Доложить руководству о факте саботажа, опираясь только на подозрительные взгляды одного из комсомольцев? Нет, надо доказать это, а еще лучше взять с поличным вредителя. Это очень хорошо отразилось бы на его карьере…
***
Москва.
Александр никому не рассказал о своих догадках, что это Аня что-то сделала с линией, но чувствовал себя от этого очень паршиво. Ещё больше его беспокоило, что кто-то ещё может догадаться о том, что это не просто поломка, а целенаправленная диверсия и что тогда будет, страшно представить… Главное, Александр не мог понять, на что Аня рассчитывала, решившись на такой шаг?
Проторчав весь Первомай на работе, их небольшой коллектив окончательно раскис. Линию они так и не запустили, причину не нашли и даже, предположений не было, что с ней могло случиться. Воздвиженский весь день первого мая провёл с ними, ходил мрачный и злой. Орехов предложил ему не пороть горячку, дать людям отдохнуть один день второго мая, глядишь, выйдут со свежей головой и всё сразу обнаружат.
Главный инженер отказался сначала, но потом согласился, махнув на всё рукой.
Промучившись весь выходной, вместо того, чтобы отдыхать, Озеров решил в открытую поговорить с Анной. Приехав в гостиницу «Мир», он вызвал её в холл через портье. Озеров знал, что рискует, его предупреждали, что за каждым шагом иностранцев следят. Но что еще сделать, ему в голову не пришло. Если получится то, что он задумал, то уже и неважно…
Анна сразу спустилась. Он предложил ей прогуляться. Они шли рядом молча, и он всё не мог решиться.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – наконец проговорил он, взглянув на неё.
Она ничего не ответила.
– И что ты планируешь делать дальше? – снова спросил он.
– Не знаю, – ответила она.
– Ну, а зачем ты это сделала?
– А что, надо было дать комиссии принять линию, сесть в самолёт и улететь?
– Послушай, я сразу понял, что это твоих рук дело. Ты думаешь, больше никто не догадается? Ты, вообще, представляешь, что будет если кто-то ещё поймёт?
– Мне плевать, что будет, – решительно ответила она. – Главное, что я осталась, а не улетаю в Америку.
– Аня, Аня! Так нельзя! – остановил он её и развернул к себе. – Ты хочешь остаться в СССР?
– Хочу, – прошептала она.
– Тогда надо действовать по-другому! Нельзя вредительством заниматься. Если это всплывёт, как ты потом к Воздвиженскому придёшь и будешь просить тебя на работу взять? Думаешь, он простит тебе свой провал перед большим начальством?
– И что мне делать?
– Давай, завтра к Орехову подойдём и скажем, что ты хочешь попросить в СССР убежище. Я что-то такое про это слышал или читал. И спросим, как это сделать? Мы ничего не теряем… За спрос денег не берут, – задумчиво проговорил он.
