Помощник Захарова сказал мне, когда передавал подарок, что Петермана предупредят о моём визите. Что в принципе логично, потому что мало ли какой сумасшедший с улицы зайдёт и скажет, что он принёс подарок от кого-то из-за рубежа. Что его, сразу же к мэру пускать с этим подарком, что ли? А вдруг он соврал и там бомба?
Полицейский пошёл к вахтёрам договариваться по поводу моего визита. Конечно же, они тут же сделали звонок. Скорее всего, в приёмную, не зная немецкого, я не могу точно это знать. И как я и ожидал, получили подтверждение о том, что меня тут ждут.
После чего полицейский вернулся ко мне и любезно попросил обождать, сказал, что сейчас за мной спустятся. Это порадовало, потому что блуждать по огромному зданию с табличками на дверях на иностранном языке без всякого сопровождения я и сам бы не хотел…
За мной спустилась женщина лет пятидесяти, которую сразу, увидев ее издалека, иначе, как фрау, я назвать бы и не смог. Строгие черты лица, пучок седых волос на затылке, строгая официальная одежда серого оттенка. На ней она смотрелась, как униформа, хотя, совершенно точно, ею не была. Выглядела она так сурово, что прямо сходу бери её и без проб устраивай в «Семнадцать мгновений весны» в эпизод, где пытают радистку Кэт… В качестве понятно кого…
Но, когда она увидела меня, то тут же невероятно преобразилась. Вот что значит профессионализм высшей пробы! Внешность сотрудника гестапо немедленно куда-то исчезла, передо мной стояла улыбчивая бизнес-леди, встречающая высокопоставленного гостя.
– Павел Ивлев, верно? – спросила она и даже пожала мне руку, когда я подтвердил, – а я помощница первого секретаря берлинского горкома. Эльза Эбнер.
– Очень приятно! – сказал я, немного пораженный такой трансформацией.
– Пойдемте же, товарищ Петерман очень вас ждёт! – сказала она, и повела меня за собой.
Петерман оказался невысоким худым человеком лет сорока пяти. Лицо впалое, с выступающими скулами, седая грива волос. Когда Эльза ввела меня в его кабинет, он встал, встречая меня.
– Товарищ Захаров столько мне про вас рассказал, Павел! – сразу же сказал он, я даже и подарок не успел еще из портфеля достать.
– Надеюсь, только хорошее? – пошутил я.
– Конечно! – предпочел он не заметить шутки, – мол, вы и внешней политикой интересуетесь, и в газете работаете, и на радио выступаете!
– Все верно, – подтвердил я, – правда, я немножко удивлен, зачем товарищу Захарову нужно было это сообщать…
– Ну как же! Уверен, что он способен отличить молодое дарование от обычного студента. И вероятно, хотел, чтобы мы с вами что-нибудь придумали во время нашего общения, что может быть полезно для укрепления связей между нашими столицами, Москвой и Берлином.
Если это так, то Захаров мог бы мне и сказать об этом, когда передавал подарок, – подумал я удивленно, но потом сообразил, что это неважно. Пусть сам Петерман по этому поводу думает, что хочет. Мое дело – подарок передать…
Но нет, все оказалось сложнее. Я понял это, едва Петерман продолжил:
– Вот я и подумал, что поскольку вы тут будете целую неделю с лишним, вам стоит выступить на нашем радиоканале. Я уже договорился на Rundfunk der DDR, что вас пригласят на Radio DDR 1. Осталось понять, с чем именно вы бы хотели выступить…
Размышлял я недолго. Дежурить безвылазно неделю на стадионах на жаре во время соревнований спортсменов или для разнообразия выступить по немецкому радио? Неплохое предложение…
