Почти десять лет я добросовестно посещал ежегодные конференции американской Ассоциации по изучению Среднего Востока (MESA). Секции, посвященные обсуждению вопросов о необходимости противостояния панарабистским, исламистским или авторитарным режимам, устраивались на них очень редко. Я знаю десятки специалистов, чьи доклады систематически отклонялись только потому, что касались запретных тем и содержали критику доминирующих политических и религиозных элит арабского мира. Существовали две «красные черты», которые никому нельзя было переступать: разоблачение джихадизма и тема гражданских прав меньшинств и женщин.
В то время как исламистские восстания и террористические группы творили бесчинства по всему региону, жрецы науки из MESA вырабатывали странные концепции для объяснения этих явлений. В середине 1990-х гг. на вопрос о корнях массовых убийств в Алжире, устроенных салафитами, профессор Джон Энтелис (с которым я встречался и имел беседы несколько лет спустя) ответил, что существуют два типа исламистов: «ненасильственные» и «плохие парни», «разочарованные внешней политикой Запада». Таким образом, следует вывод: оба типа не представляют серьезной проблемы, поскольку насилие можно остановить, изменив внешнюю политику США.
То, до чего докатились американские и европейские научные круги (за редким исключением) в своем укрывательстве сущности идеологии джихадизма и его преступлений против прав человека, демонстрирует один факт. К концу 1990-х гг. апология достигла своего зенита: гарвардская группа направила приглашение делегации «Талибана» прочитать студентам лекции об их достижениях в Афганистане. Это случилось за месяц до событий 11 сентября.
Сообщество исследователей Среднего Востока в Америке и в западном мире в целом напоминает неприступную крепость. Если ты не являешься яростным сторонником их тезисов, ты – изгой, отринутый основным ученым сообществом.
Другой потрясающий случай (в дополнение к сотням аналогичных случаев с моими коллегами) произошел со мной в 1990-е гг., когда я занимался поиском профессора истории для нашего университета во Флориде. Мы просматривали резюме претендентов, и мне было поручено связаться с профессорами, на которых ссылался один из кандидатов, по чистой случайности – чернокожий с юга Судана. Вакансия была на кафедре истории Среднего Востока и Северной Африки. Один из профессоров из университета Лиги плюща, которого молодой кандидат назвал своим наставником, сказал мне по телефону: «Я бы не советовал брать его в преподаватели». Когда я спросил, почему, профессор сказал мне: «Потому что он с юга Судана. Он черный». Предположив, что из-за моего арабского имени я должен каким-то образом поддержать его позицию, он добавил: «Эти парни выступают против арабского правительства в Хартуме. Он критикует арабов»!
Профессор, родившийся в Америке, не араб и не африканец, говорит мне, что я не должен брать талантливого ученого с юга Судана, потому что он чернокожий и это может огорчить режим в Хартуме. Разумеется, он действовал в рамках консенсуса специалистов по Среднему Востоку, полностью лояльных к своим финансовым «донорам» – могущественным обладателям нефтедолларов. Сейчас я с глубоким сожалением понимаю, насколько проникновение нефтедолларов коррумпировало целые сегменты высшего образования в США, где, как считается, свободы и равные возможности доступны всем.
