– Добро пожальовать, – сказала она по-русски. – Очьень рада.
Француженка, решил Нолин. Потомственная эмигрантка в четвертом колене. В ее спальне наверняка хранится бархатный альбом с выцветшими фотографиями бабушек и дедушек в старинных нарядах. Эполеты, кринолины, вуали и лихо закрученные усы. Рассматривая пожелтевшие снимки, дама воображает себя светской львицей. Ее заветная мечта – получить в собственность какое-нибудь дворянское имение или свечной заводик в средней полосе России. В общем, все то, что отняли у ее предков проклятые большевики. Что именно дама носит на цепочке, определить невозможно, но это вполне может быть не католический, а православный крестик, снимаемый во время супружеских утех. Выпив шампанского, дама непременно расскажет, что ее предки качали на коленях маленького Деникина, были лично знакомы с фрейлиной государыни императрицы и писали об этом мемуары, издававшиеся в Париже. Тиражом эдак в триста экземпляров.
Банщиков витиевато представил даме Нолина, который едва удержался от гусарского полупоклона или пристукивания каблуками.
– Вы из Москвы? – улыбнулась она.
– Прямиком из Белокаменной, – подтвердил Нолин. – Вы прекрасно говорите по-русски.
– Моя прабабушка родом из Киева, – просияла дама.
В воображении Нолина маленький Деникин сменился маленьким Петлюрой. Он улыбнулся:
– Теперь я понимаю, почему мои коллеги облюбовали именно ваш пансион.
– О да, месье. Для нас, русских, очень важны корни.
Несмотря на события последних лет, для дамы Киев так и остался матерью городов русских.
– Лично для меня вершки важнее корешков, – возразил Нолин.
Пошлая, почти скабрезная шутка. В полном соответствии с тем впечатлением, которое он хотел произвести.
– Простите, месье? – дама картинно подняла свои дивные брови.
– Главное всегда лежит на поверхности, – развил мысль Нолин. – Почти всегда. – Он скользнул взглядом по платью собеседницы.
– Юрий Викторович сделал вам комплимент, – счел нужным вмешаться Банщиков. – Игра слов. – Он пошевелил пальцами, изображая нечто неопределенное.
– К сожалению, – произнесла дама, – я не умею играть… словами.
Сделанная ею пауза могла означать что угодно. А могла и ничего не означать.
– Если вы захотите попрактиковаться в русском языке, – сказал Нолин, – я к вашим услугам.
– Вы слишком любезны.
Судя по интонации, дама подразумевала совершенно противоположное. Вы чересчур нахальны.
– Моя слабость, – развел руками Нолин. – Всегда любезничаю с хорошенькими женщинами, даже если они не отвечают мне взаимностью.
– Надеюсь, попадаются такие, которые отвечают.
– Поэтому-то я и стараюсь, мадемуазель.
– Мадам, с вашего позволения.
– Заметано, – сказал Нолин.
– Вы военный? – спросила дама.
– Я похож на военного?
– Нет. Но шутки у вас казарменные.
– Доводилось бывать в казармах?
Дама открыла рот, но так и не нашлась с достойным ответом.
– Юрий Викторович! – вмешался Банщиков. – Мы отрываем нашу хозяйку от дел. Да и вам не мешало бы отдохнуть с дороги.
– Конечно, – согласился Нолин. – Прошу извинить меня за излишнюю бесцеремонность, мадам. Мне не хотелось бы показаться вам грубияном.
– Ничьего, – процедила дама.
Она не скрывала, что чувствует себя если не оскорбленной, то задетой за живое. К этому Нолин и стремился. Флирт, он как рыбалка. Не зацепишь – не поймаешь. А то, что крючок острый, не беда. На этом и строится принцип «зацепки».
Среди множества полезных дисциплин, которым обучали Нолина в академии, было и искусство соблазнения. Без умения обаять и склонить на свою сторону женщину разведчику – никуда. Они ведь чьи-то секретарши, сотрудники, дочери, жены, сестры. Не менее трети полезных сведений добывается через женщин, поскольку они легко поддаются внушению, болтливы и эмоциональны.
