Резонанс единства - страница 29
– А зачем? Проявляйте любовь, но снимать-то зачем?
– Смущаем, что ли?
– Нет. Просто вы переносите фокус с себя на это устройство и перестаете наслаждаться насущным.
– Ты смотри, – шёпот оператора, – очередной философ застрял в таксисте.
Слышно хихиканье.
– Привлекая внешнее – вот эту камеру, – вы заглушаете внутреннее, чистое. Концентрируетесь на нём и теряете остроту инстинктивного. Но не в том адреналин, – вздыхает голос за кадром. – Я покажу вам способ сосредоточиться на истинном.
Изображение сильно дёргается.
– С ума сошёл?! – раздаётся крик Фомия. Такси виляет, камера падает на пол объективом вверх. В кадре руки оператора, судорожно вцепившиеся в переднее кресло. – Ты чё делаешь?!
Ему вторит испуганный визг попутчицы.
– Вы что, вы что, вы зачем?! Остановите, мы выходим, выходим!
– Стой! – панический крик перекрывает остальные звуки. – Ты чё делаешь, чё, гнида, делаешь?! Сними!
– Вот где свобода, вот в чём кайф. Никаких внешних раздражений, только инстинкт.
Голос за кадром еле различим. И он бесстрастен. По прозвучавшему в самом начале приветствию в нём можно опознать водителя такси, но других доказательств этому нет. Скользящая по полу камера выхватывает только напряженный подбородок Фомия и профиль его визжащей на одной ноте жены.
– Вот теперь только мы. И инстинкт.
– Какой, на хер?!. Сними! Куда?! Сто-о-о-о-о-ой!
Слышен звук сильного удара, и изображение становится тёмным. Несколько минут тишины, и снова спокойный голос за кадром.
– Чёртова автоматика…
Он звучит очень тихо и все так же бесстрастно.
– Мы точно могли продержаться дольше.
Слышится скрежет, и тёмное изображение становится ещё и безмолвным.
Утром редактору позвонил преподобный Клавдий. Вызов осветил медиастену во время утренней гимнастики, и Карл ответил случайным взмахом, выполняя виньясу под комментарии коммуникатора. Пришлось сбить дыхание и судорожно переворачиваться – поза редактора была слишком неуважительной к сану звонившего.
Клавдий служил настоятелем местного прихода. Одно время Разуто общался с ним достаточно близко, поначалу даже вступал в теологические споры и искренне пытался разобраться, почему умный, образованный и вполне себе интересный человек занимается тем, чем занимается. Они часто встречались в «Матовом глянце», пару раз Разуто был на его службе и даже посетил организованный священником вроде бы монастырь, но так и не проникся тем, что Клавдий считал единственной истиной. Посещение монастыря только запутало редактора. Он предполагал встретить там смиренную паству – «отрешенных от бытия скорбящих», проводящих дни и ночи в молитвах о всеобщем прощении. А увидел разношёрстную публику с сомнительной святости рожами. Монастырь Клавдия скорее напоминал профилакторий для людей с крайней степенью алкогольной интоксикации. И эти странные послушники отнюдь не молились – часть из них неуклюже исполняли вялые танцы, напоминавшие замедленную съёмку восточных единоборств, а остальные, развалившись и подёргиваясь, наслаждались подобием чайной медитации. После этого визита Карл потерял надежду разобраться в идеалах священника, и общаться они стали значительно реже. Но отвечать на звонок настоятеля откляченным задом было явным перебором.
Встать получилось ещё менее изящно, чем перевернуться. Заболело колено, Карл поморщился и повернулся к медиастене.
– Доброе утро, святой отец.
– Здравствуйте, Карл. Я вам помешал?
Похожие книги
